Дикое племя

— Я знаю, что они учат не самые популярные места, — ответила ему Энинву. — Ведь есть и другие: «Тебе никогда не спастись от того хозяина, чей слуга скрыт в тебе». Они живут в мире, который не желает, чтобы они слышали подобные вещи.

— Так ты воспитываешь их в духе христианства?

Она вновь пожала плечами.

— Большинство их родителей — христиане. Они хотят, чтобы их дети научились читать и чтобы они могли читать Библию. Между прочим, — она взглянула на него, и уголки ее рта опустились вниз, — между прочим, ведь это христианская страна.

Он пропустил мимо ушей сарказм и повел ее в гостиную.

— Христиане почитают самоубийство за большой грех, — сказал он.

— Они почитают за грех вообще забирать чью-нибудь жизнь, но тем не менее убивают и убивают.

— Энинву, почему ты решила умереть? — Он никогда бы не подумал, что произнесет эти слова так спокойно. Что она подумает о нем? Что ему все равно?

— Это единственный способ освободиться от тебя, — ровным голосом ответила она.

Некоторое время он размышлял над этим. — А мне казалось, если я останусь сейчас рядом с тобой, это может помочь тебе стать полезной для тех… для тех дел, которые меня ждут, — сказал он.

— А ты все еще думаешь, что я приношу мало пользы в твоем так называемом деле?

— Но ты не принимаешь его. Из-за чего же еще ты хочешь умереть?

— Из-за того, о чем мы уже многократно говорили. Все временно в этом мире, кроме тебя и меня. Ты — это все, что у меня есть, а возможно — и все, что будет. — Она медленно покачала головой. — Но ты — это всего лишь бесстыдство и цинизм.

Он нахмурился, пристально глядя на нее. Она не говорила ничего подобного с той самой ночи, проведенной ими в библиотеке. Она вообще никогда не разговаривала подобным образом, столь скучно и столь прозаически, как если бы произносила самую тривиальную фразу: «А ты высокий». И он почувствовал, что не может даже разгневаться на нее.

— Так значит, я должен уйти? — спросил он.

— Нет, оставайся со мной. Сейчас ты нужен мне здесь.

— Даже с моим цинизмом.

— Даже так.

Сейчас она была точно такой же, как после смерти Луизы — непохожей на себя, слишком пассивной и готовой умереть. Конечно, тогда причиной были одиночество и печаль, неожиданно навалившиеся на нее. Сейчас же… а что все-таки на самом деле случилось с ней сейчас?

— Это все из-за Сьюзен? — спросил он. — Я не думал, что ты принимала ее так близко к сердцу.

— Я нет, а вот ты — да. Ты сделал ей трех детей.

— Но…

— Тебе не нужно было забирать ее жизнь.

— Я больше не мог никак иначе ее использовать. Для нее это была единственная возможность быть мне полезной. Детей у нее было уже достаточно, а заботиться о них она не могла. Так что ты ожидала от меня, как я должен был с ней поступить?

Энинву встала и вышла из комнаты.

Позже он попытался вновь заговорить с ней. Но она уже не слушала его. Она не собиралась ни спорить с ним, ни осыпать его проклятиями. Но когда он в очередной раз собрался уходить, она попросила его остаться. Когда он вечером вошел в ее комнату, она была до странного гостеприимна. И в то же время она все еще собиралась расстаться с жизнью. Это было цинично с ее стороны. Так он считал. Бессмертная женщина, которая могла жить рядом с ним многие тысячелетия, вознамерилась совершить самоубийство, а он даже не мог понять настоящей причины этого.

Он впадал все глубже в отчаяние по мере того, как увеличивался срок ее беременности, потому что он не мог испытать ее близость. Она признавала, что была нужна ему, и даже что любила его, но какая-то ее часть была для него закрыта, и никакие его слова не могли туда проникнуть.

Наконец он ушел на несколько недель. Ему очень не нравилось, как она с ним поступала. Он не мог припомнить другого случая, когда его мысли были столь же беспорядочно перепутаны, и когда он так же безнадежно хотел получить то, чего получить не мог. Он позволил ей относиться к нему как к обыкновенному человеку. Он разрешил ей разбудить в нем чувства, которые дремали в нем в течение многих лет. Очень многих — в несколько раз дольше, чем прожила она. Он чувствовал себя так, будто вся пелена, скрывавшая его сущность от ее глаз, растворилась. Он был поражен тем, что мог позволить подобному произойти, и тем, что она могла это видеть. Но даже это обстоятельство, в конце концов, его мало заботило.

Он отправился в Батон Руж, к женщине, которую знал несколько лет. Она была замужем, но ее муж теперь отбыл в Бостон, и она пригласила Доро к себе. Он провел с ней несколько дней, все время находясь на грани желания рассказать ей об Энинву, но так и не собрался с духом.

Вскоре он взял себе новое тело, которое принадлежало освободившемуся черному, владевшему несколькими рабами и жестоко обращавшемуся с ними. И только после ему стало интересно, почему все-таки он убил именно этого человека. Ведь, в конце концов, его никак не касалось то обстоятельство, что этот человек был столь груб со своей собственностью.