Дикое поле

— Рад буду, коли сыщется, — ухмыльнувшись, Ратников уселся на баранью кошму близ очага и осмотрелся.

— Вот, господин, — толстяк все же отыскал небольшой кувшинчик, принес, улыбнулся. — Бери, так и быть — отдаю за три серебряшки.

— Давай — за две?

Ратников знал — здесь обязательно нужно было поторговаться, иначе не уважали бы, да и вообще — сочли бы весьма подозрительным типом.

— Давай, давай, любезнейший, соглашайся, вино твое и одного дирхема не стоит!

— А ты, уважаемый, попробуй, глотни!

Сарайщик проворно наполнил вином высокий бронзовый кубок и осклабился:

— Ну как?

— Да ничего, пить можно. Только кисловато малость.

— Какое кисловато? Вах!

— А еще кто-нибудь это вино у тебя покупал? Ну, может, женщина какая-нибудь заходила? Понимаешь, видел в караване одну… Красавица — ах! — Михаил сладострастно причмокнул губами и подмигнул. — Неужели не заходила, а?

Лукаво прищурившись, толстяк махнул рукой:

— Да была. Серебрях отвалила немало, да и меди… вона — полна миска-то.

Сарайщик хвастливо кивнул на стоявшее у очага глубокое медное блюдо, полное всякой денежной мелочи. Сказать по правде, Ратников давно уже поглядывал на это блюдечко, только вот не успел еще посмотреть денежки. А хотелось бы!

— Ой… — Ратников восхищенно поцокал языком. — Сколько у тебя тут всяких. Я и не видал-то таких никогда… Взглянуть можно?

— Гляди. Тут все одно — мелочь. Эти вон, даже не медные, а вообще, не поймешь какие.

«Не поймешь какие» молодой человек углядел сразу — пять рубликов, два, золотисто-медная десяточка…

— Женщина, говоришь, ими платила? А она одна была?

— Мужичонка с ней какой-то… то ли слуга, то ли… Бороденка реденька.

Понятно — Окунь.

— И давно они захаживали?

— С вчера еще… потом ушли, тут места не было. Верно, в лесочке, с обозниками своими, ночевали.

Йес!!!

Ратников вернулся к обозу в приподнятом настроении — все же он оказался прав в главном: людокрады (и браслетики) тоже двигались в Дикое поле с этим вот караваном. Ну, а как же еще?

— Ты что такой довольный, дядь Миша? — щурясь от солнышка, осведомился Артем.

— Винца вот прикупил задешево. На, выпей… Кружки-то под рогожкой достань… Молодец… Эй, эй… не такими глотками. Ишь, пристрастился!

— Да вино-то здесь, дядя Миша, не крепкое, на квас больше похоже или чай «липтон», только кислее.

— Ладно, пей уже.

Михаил и сам с удовольствием опростал кружечку, подумывая, как бы теперь достать людокрадов, для начала вызнать бы — в каком они обозе? Или едут своим?

Для того, прихватив кувшинчик, нагнал едущего впереди Мангыл-кули — тот по своей вере был то ли язычником, то христианином-несторианином — как та же Ак-ханум, то ли еще кем-то… Но вино пил, то Ратников знал точно.

— Доброе вино, — заценив, улыбнулся караванщик. — Где взял, уважаемый?

— В караван-сарай заглянул.

— А, вон зачем ты туда сворачивал. Что, неужто у Карима-ханзы еще осталось вино?

— Я заплатил щедро.

— Тогда понятно. Доброе вино, доброе.

— Мангыл-кули, уважаемый, а ты давно с караванами странствуешь?

— Хо-о! Да как себя помню.

— И всех-всех обозников знаешь?

— Старших обозов — всех.

— И что же — они все на постоялых дворах ночуют, в караван-сараях, а мы…

— Они — ханский караван, понял, уважаемый Мисаиле? Главные люди. А мы уж так — приспешники.

— Ну ты и скажешь тоже — приспешники! А ханский караван, стало быть — сам по себе? И чужаков туда не возьмут?

— Конечно, не возьмут. Одиночек. А кто со своим обозом, как вот мы, тех — пожалуйста. Только вот ночевать придется в сугробе, ну, да то ничего — быть бы живу! С ханским-то караваном безопасно — лихие людишки загодя по урочищам прячутся, дрожат, твари, трусливо хвосты поджав! Знают — хан шутить не будет, живо пошлет войско.

— Ха! Войско! Найдешь злодеев в степи, как же! Наищешься.

— Это только кажется, что степь безбрежна. И там все тропки-дорожки-становища, кому надо, известны. Не забалуешь, не спрячешься. Котян, кыпчакский князь, попытался — до сих пор в мадьярской стороне бегает… если жив еще. Не-е, мил человек, с караваном — оно безопаснее. Главное только не отставать, ждать не будут.

— А все обозники… ну, кто чужой… они главному караван-баши докладывают — кто такие, куда следуют?

— А как же! Не только доложат, но еще и поручителей позовут — кто б их тогда охранял? И начальнику караванской стражи еще уплатить надо, а уж он-то дотошный — все повыспросит.

— Значит, начальник стражи все про попутные обозы знает?

— Знает. Как не знать?

Ага… Михаил немного помолчал, полюбовался на открывшуюся впереди панораму какой-то широкой, искрящейся от снега и льда, реки (скорее всего — Дона) и, прищурив глаза, словно бы невзначай, поинтересовался:

— А мы так вот и поедем… Ни с кем из других обозов не встретимся?

— Отчего же не встретимся? Скоро на Азак повертка… там и снега-то почти нет — одна трава пожухлая. Обычно там — общее становище, праздник, дня на два, не меньше, ведь, считай, почти что весь путь пройден. Там уж дальше — кому куда — кто в Азак, кто в Феодоро, в Кафу, а кто и в степи. Те, кто в степь, обычно вместе сбиваются, так что уж ты ухом не вяль. Тебе, Мисаиле, далеко в степь-то?

— К самому морю.