Дикое поле

— Ну, не так далеко — по побережью и пойдете.

— И много таких, кому в степь?

— Да хватает. Скоро весна — а в степи много кочевий, надо готовить к лету.

— Понятненько.

Ратников потер руки, соображая, как бы выследить людокрадов и, вместе с тем, не попасться им на глаза. Задачка та пока казалась не столь уж и трудной, но… всякое могло быть, всего ведь не предусмотришь никак.

А по всей степи уже веяли теплые весенние ветры, уже таял — где и был — снег, и тянулись к весеннему солнышку первый цветы и жесткие пахучие травы. Пахло горькой полынью, повсюду зажурчали ручьи… как-то очень быстро — вот вчера еще была изморозь, а сегодня… По траве так на санях и ехали — и неплохо, ходко, уже пару раз подъезжали вестники из других обозов, радостно сговариваясь насчет общего праздника.

— Чего это они все такие веселые, дядя Миша? — допытывался Тема. — Неужто — конец пути скоро?

— Скоро, скоро, Артем. Уже считай что приехали, совсем немного осталось.

— Вот здорово! Ну, наконец-то.

— А ты утомился, что ли?

— Да есть немного.

Слава Богу, парнишка не простудился, не заболел, хотя все время на воздухе — может, от того и не заболел, закалился? Грязный только был… ну это — все ничего, негде тут было помыться, разве что вываляться в сугробе. Ратников и сам чесался во всех местах и решил, как только представится такая возможность, устроить баньку. А что и нужно-то? Рогожка да камни. Ну и вода — само собой разумеется.

Праздника конечно же ждали все караванщики, ради этого принарядились, поставили возы кругом, образовав большую площадь — там и было ристалище для потешных схваток борцов, там и ели и пили, кто во что горазд: кто-то солонину да просо, а кто-то уже успел запромыслить дичину. Повсюду звучали шутки, смех, и дым от десятков костров стремительно уносился в чистое весеннее небо. Да-да, весеннее — Ратников и не заметил, как пришла весна. Как-то рано… на календаре, наверное, был еще февраль… а может, уже и март, и к апрелю ближе, Михаил как-то потерял счет времени — ни к чему было.

— Дядь Миша! Пойдем, борцов посмотрим!

— Ну, пойдем… только это. Тебя приодеть бы надо.

— Так и приоденусь.

Очень уж Ратникову не хотелось, чтоб Артема узнали. Да и не должны были бы — мало ли мальчишек в обозе? Разных там слуг, погонщиков. Гонимых на продажу рабов держали отдельно, всякий хозяин — в своем загоне, да под охраной, а как же! Праздник праздником, друзья друзьями, а все же нельзя никому доверять — первая заповедь торговца. Вот и опасались, выставляли надежную стражу.

Михаил походил по обозникам, подыскал одежку — у кого купил, у кого выменял, у кого так — за спасибо — взял. Принес, подмигнул Темке:

— А ну-ка, примерь. Вот эта вот шапочка — точно по тебе шита.

— Этот ужасный колпак? — захлопал глазами мальчишка. — Он же грязный да и велик… и вообще — кто его носил-то? Может, вшивый какой?

— Очень хорошая шапка — никто тебя в ней не узнает.

Артем опустил глаза:

— А что, дядя Миша… ты думаешь, могут узнать? И кто же это? Те монголы, что меня похитили? Но зачем им меня ловить?

— Много вопросов задаешь… — Молодой человек поморщился. — Не знаю я точно, кто тебя может узнать. Так, на всякий случай страхуюсь.

Слава Богу, на ристалище зрителей хватало, и Ратников с Артемом быстро затерялись в толпе. Всюду слышались шутки, смех да веселый посвист, которым зрители подбадривали атлетов.

— А ну, Ангичин-каны, покажи этому лысому!

— Кинь его, шаркни оземь!

— Захватом, захватом давай!

Покосившись на восторженно наблюдавшего за схваткой Тему, Михаил похлопал его по плечу:

— Ты тут посмотри пока, только никуда не уходи, ладно?

— Ладно. А ты куда?

— Пройдусь. Может, еще винишка вкусного куплю.

— Лучше уж тогда квасу.

— Ага, ставил бы тут его кто-нибудь, квас.

Выбравшись из толпы зрителей, Ратников зашагал к составленным в ряд возам, где было устроено нечто вроде харчевни. Вина там, правда, не подавали, зато предлагали арьку и еще какое-то подозрительное хмельное пойло, в котором Михаил по запаху опознал сброженную на скорую руку брагу.

— Эльчибеевы обозники не заходили? — взяв на пробу кружку, поинтересовался молодой человек у служки.

— Да были, как же! С женщиной какой-то заходили… красивая.

— С женщиной, говоришь? А где их возы-то?

— За орешником, у ручья где-то.

Ну, знамо, что у ручья — где ж еще-то? Все по бережкам и встали.

Хорошая оказалась водица в этом разлившемся весеннем ручье — холодная, свежая, чистая. Поднятая талым снегом муть давно уже спала, да и не так-то много его здесь и было — снега.

Напившись, Ратников зашагал вдоль ручья, натянув на лоб мохнатую, подбитую густым мехом, шапку, в которой его и сам черт не признал бы, не то что Алия или, скажем, Рыбаков Окунь. Впрочем, Алия самого черта стоила!

— Эльчибеевы? — смуглый слуга, яростно чистивший котелок мелким песочком, поднял глаза. — Во-он они там, дальше.

— На том берегу, что ли?

— На том.

Вот еще образовалась проблема — через ручей перебраться, не очень-то хотелось мочить ноги, да и холодновата водица — не май-месяц все-таки. А эти-то, эльчибеевские обозники, как на эту сторону перешли? Наверняка какой-нибудь мосточек сладили.