Дикое поле

Многие, очень многие недовольны тем, что Мурад воюет с единоверцами, осаждая Багдад. Учитывая это, Фасих-бей тайно поддержал недовольных, обещая им, что вскоре зеленое знамя пророка будет реять над славянскими странами и сабли турок начнут рубить головы гяуров. Как было бы сейчас кстати раскрыть заговор славян, схватить их разведчиков, наверняка действующих в столице, и — уже открыто — возглавить тех, кто потребует начать войну на Севере. Эта мутная волна захлестнет и утопит большинство соперников и противников Фасиха, но зато может высоко вознести его самого.

Вот почему ему так нужен урус-шайтан, захваченный в Крыму. Он сделает его пешкой в своей опасной игре, очередным кирпичиком в ступеньке, ведущей к трону. Но раскрывать свои замыслы нельзя никому. Недаром старая мудрость гласит: то, что скрываешь от врага, не доверяй и другу, ибо нет гарантий, что дружба будет длиться вечно.

Услышав за спиной почтительное покашливание, евнух недовольно обернулся. Из-за жирной туши склонившегося в поклоне Джафара осторожно выглядывал сухощавый смуглолицый Али — изворотливый албанец, которому Фасих-бей часто давал щекотливые поручения.

— Что? — буркнул он.

— О, коджа [19]! Прибыл ожидаемый тобой чужестранец, — сообщил Али. — Ты приказал немедленно доложить о нем, поэтому я решился нарушить твой покой.

— А-а, мой щедрый даритель, — ехидно усмехнулся Фасих. — Где он? Веди его сюда. А вы оба еще можете понадобиться.

Албанец и Джафар попятились к скрытой парчовой портьерой двери, и через несколько минут в комнату вошел Джакомо дель Белометти.

— Кто приходит с хорошим, тому еще лучше. — Евнух почти пропел изречение из Корана. Широко раскинув руки, как для дружеских объятий, он двинулся навстречу гостю, которого успел для себя окрестить именем легендарного жулика и проходимца — Гарам-заде.

Получив в подарок от итальянца рыжую кобылу, Фасих-бей навел о нем справки и пригласил его в гости. Белометти оказался приятным, остроумным собеседником, и евнух не пожалел о проведенном с ним времени, оно не пропало зря. Искушенный в интригах старик сразу понял, что принимает молодого собрата, и это еще больше раззадорило его любопытство. Он хотел понять, чего добивается от него итальянец и можно ли его хоть как-то использовать в собственных интересах. Вдруг это нежданный подарок судьбы, и Белометти станет следующей ступенькой лестницы, которую задумал построить Фасих-бей? Конечно, не сам итальянец, а его дела.

К тому же весьма приятно каждый раз получать от него подарки. Кому такое не понравится?

И Джакомо, обласканный евнухом, часто появлялся в его дворце, радуя старика то редкой жемчужиной, то красивым перстнем, а взамен получая самые свежие сплетни и любезные улыбки. Постепенно, от встречи к встрече, они научились отлично понимать друг друга и убедились, что смогут договориться если не обо всем, то весьма о многом.

Тайком Фасих-бей приготовил для дорогого гостя сюрприз и выжидал удобного момента, чтобы заманить его в расставленные сети. Чутье подсказывало: итальянец готов клюнуть на приманку. Нет сомнений, он дьявольски умен и сразу обнаружит замаскированную ловушку, но ради достижения своей цели он, не задумываясь, станет союзником евнуха!

— Рад видеть вас в добром здоровье, уважаемый Фасих-бей, — церемонно поклонился Джакомо.

— Какие новости в Кызыл-Элме [20]? Как поживает главный имам всех христиан высокочтимый Урбан? — лукаво осведомился евнух.

— В Риме все по-прежнему, и Папа Урбан здоров. Не скрою, он обеспокоен тем, как будут дальше развиваться отношения между христианским и мусульманским мирами.

— Вот как? — быстро взглянул на гостя старик. — Похоже, начался серьезный разговор. Что ж, отступать не в его правилах. — У каждого народа есть свое священное писание, — продолжал Фасих-бей. — У христиан — свое, у нас — свое. Урбану стоило бы заглянуть в Коран, чтобы узнать ответ на свой вопрос, ибо там сказано: есть страны дар-аль-ислам, то есть страны, где должны царить мир и покой, а есть страны дар-аль-хард — страны войны!

— Но христианский мир велик, — заметил внимательно слушавший Джакомо. — Он простирается от знойных пустынь до вечных льдов. И Папе далеко не безразлично, куда захочет обратить свой воинственный взор повелитель турок.

Джакомо посмотрел прямо в глаза хозяина, как бы призывая его к полной откровенности, но Фасих-бей отвел свой взгляд в сторону.

— Разве не одинакова боль, когда обрежешь любой палец? — ворчливо ответил он. — Главному имаму христиан следует беспокоиться о судьбе любой из стран вашего мира. Иначе, какой же он пастырь?