Дикое правосудие

— Может, и не стоит. По этому поводу. Вообще-то, Маллетт действительно сделал мне одолжение. — Могло показаться, что он просто брюзжит, но Джо знала достаточно об отношениях между Филдингом и Маллеттом, чтобы понять, как трудно Майку принять такое положение дел. — Он не подал рапорт. Просто вызвал меня к себе через день и предложил начать все сначала. Велел мне считать это последним предупреждением. Если я еще хоть раз сорвусь, он позаботится, чтобы я вылетел со службы. Без всякой пенсии. — Майк криво усмехнулся. — Да, я понимаю, тебе все это неинтересно. Тебе от меня нужно лишь одно — информация.

Ей только показалось или в его голосе снова появилась горечь? Не вдаваясь в подробности, она тут же ответила ему:

— Ну если ты так считаешь…

— Ладно. Я понимаю, что многим тебе обязан.

Он и раньше говорил ей так. Наверное, глупо с ее стороны, но Джоанна надеялась, что это не было единственной причиной, по какой он помогает ей. Может, он и был сейчас неудачником, по его стандартам, но у него еще остался запал, чтобы с ее помощью дать ход материалу, который он хотел увидеть на газетной полосе. У него неизменно были собственные причины. Он относился к тем людям, у которых всегда имеется свой план действий и которые с трудом придерживаются официальных правил. Правда, когда ты молод и высоко летаешь, раскрывая дела, к которым другим даже не подступиться, — это одно, и ты можешь позволить себе некоторые вольности. Но когда тебе за пятьдесят, ты слишком много пьешь и потерял былое чутье, ты уже не можешь позволить себе ничего.

Джоанна знала это и честно задавалась вопросом: а как бы она преуспевала в своем газетном мире, если бы не вышла замуж за редактора? Многие из ее коллег-сверстников оказались бесцеремонно вытолкнутыми на обочину жизни, когда им стукнуло сорок, а другие, не стерпев унижений, сами подали в отставку, чтобы сохранить здравый рассудок. И сейчас такое случалось сплошь и рядом. Без всякой солидной компенсации, что считалось нормой еще в начале девяностых.

Она с сочувствием смотрела на Филдинга. Она не могла не пожалеть его, хотя знала, что он будет недоволен, если заметит ее жалость.

— Ты ничем не обязан мне, — решительно произнесла она. Ну и что с того, что соврала?

Он усмехнулся в ответ. Вопреки всему его усмешка почти не изменилась. Удивительно. Она осталась все той же — за такую можно умереть. Чуть нагловатая и вызывающая и в то же время теплая и зовущая. И Джоанна подумала, что, пожалуй, такую усмешку в эти дни больше ни у кого не встретишь.

— Как скажешь. — В его голосе почти прозвучал смех, как в старые добрые времена, но продолжил он серьезным тоном: — Маллетт уверен, что убийца Браун. Не трать силы на другие версии. Тодд Маллетт для меня не авторитет, но, по-моему, здесь он прав.

Пока он говорил, она всматривалась в его лицо и вслушивалась в его голос. Он всегда менялся, когда речь шла о его полицейских делах, прошлых или настоящих. Когда он говорил о себе, его голос звучал властно и уверенно, как это бывало и раньше, даже несмотря на то, что теперь делом занимались другие и любое неофициальное вмешательство в расследование могло причинить ему только вред, если не окончательно погубить его карьеру.

Но он по-прежнему чутко прислушивается к тому, что происходит вокруг, как это делал всегда. «Почему он должен измениться?» — пронеслось в голове у Джоанны.

— В конце концов, Джо, они докопаются до него, можешь не сомневаться. Но остается открытым главный вопрос: кто платил? Такие парни, как Браун, работают только за деньги.

Вернувшись в Лондон, Джоанна попросила Тима Джонса разыскать телефон Лодочника. Затем она позвонила ему и поинтересовалась, не встретится ли он с ней за ланчем. И в отличие от подавляющего большинства добропорядочных граждан, которым никогда не приходилось иметь дело с такими злодеями, как Браун или ему подобные, а также в отличие от большинства мелких журналистов, писавших всякую ерунду ни о чем, она совсем не удивилась, когда он согласился. Ее предшественники по криминальной хронике все были в рождественском списке братьев Крейз, и Рэгги Крейз продолжал до конца своих дней посылать «друзьям-репортерам» поздравления из Паркхерстской тюрьмы. Такое же внимание Джо испытала на себе со стороны Сэма О’Доннелла. Хотя теперь она наверняка никогда больше не получит от него ни одной рождественской открытки.