- Ты спятил? Что ты наделал?
- Успокойся. Я ничего не сказал ей. Это она оскорбила меня, потому что я подал ей руку, когда она поскользнулась на краю горы.
- Почему ты не позволил ей упасть?
- Она бы убилась.
- И что! – крикнула Айме с нескрываемой злобой.
- Ты хочешь, чтобы она умерла? Почему ты так ее ненавидишь? – спросил Хуан, неприятно удивленный.
- Не то, что ненавижу. Она моя сестра; иногда я не думаю, что говорю. Просто Моника раздражает меня.
- Почему она хочет стать монахиней?
- Откуда я знаю! А почему это тебя волнует?
- Меня? Конечно же не волнует. Только ты для меня важна, а я вернусь ради тебя, чтобы ты стала моей навсегда.
- Я твоя навсегда, Хуан!
- Нет, моя по-настоящему. Я увезу тебя, куда захочу, где никто не посмеет смотреть на тебя, и ты не будешь смотреть. Я предоставлю тебе все, что богатый человек может дать – дом, земли, слуг.
- Ушам своим не верю. Ты предлагаешь мне брак, Хуан? – усмехнулась Айме.
- Брак? – растерялся Хуан.
- Ты хочешь меня по всем законным правилам. Ты вернешься богатым и купишь мне красивый дом.
- И кольца, ожерелья и одежду, которой не будет даже у губернатора, и дом больше, чем у Ренато! И все это добудут и вырвут у мира мои руки.
- И каким образом? – насмешливо спросила Айме. – Не очень-то приятно сидеть в тюрьме в медовый месяц.
- Ты держишь меня за идиота? – разъярился Хуан.
- Нет, Хуан, – искренне призналась Айме. – Я думаю, что нравлюсь тебе, и ты любишь и хочешь меня больше всего на свете, и вернешься за мной, поскольку я много значу для тебя. И это делает меня счастливой, бесконечно счастливой.
Страстный Хуан целовал ее, и она словно позабыла обо всем на свете. Огненные поцелуи напоминали удары волн о скалы: властные, пылкие, почти звериные…
- Чтобы вернуться, как я хочу, придется задержаться дольше, чем на шесть недель, – сообщил Хуан. – Много надо сделать в море и берегись, если не дождешься!
- Как! Это вы, дочь моя?
- Да, Отец, я ждала, пока все закончат. Мне нужно лично поговорить с вами.
- Я послал вам сообщить, что завтра выслушаю вас вместе с другими послушницами.
- Я не могу ждать до завтра. Простите, Отец, но я уже на пределе.
Последние лучи вечернего солнца просачивались сквозь цветные витражи широкого окна, изливаясь в алтарь Девы-Покровительницы. Низкорослый, нервный, седовласый Отец Вивье пригласил бледную послушницу в ризницу:
- Проходите, доченька. Поговорим прямо сейчас, как вы желаете. Говорите.
- Мне нужно, чтобы вы отменили распоряжение. Я хочу вернуться в монастырь, Отец. Пусть для меня откроются двери послушниц. Я хочу постричься поскорее.
- Мне кажется, ваше здоровье пока этого не позволяет, – медленно и серьезно пробормотал Отец Вивье.
- Я чувствую себя отлично, отец. Мое здоровье не имеет значения.
- Здоровье вашего тела может и не имеет, а здоровье вашей души, дочь моя?
- Я хочу спасти душу! Хочу забыть мир, стереть, утопить! Я в отчаянии и боюсь впасть в искушение!
- Не в таком душевном состоянии вы должны выбирать свой путь. Вы все еще боретесь с человеческой любовью?
- Да, но тщетно и схожу с ума. Все бесполезно, я не могу убить ее, она живет, воскресает, душит меня! Иногда у меня появляется желание кричать, заявить о ней. Меня терзает ненависть и ревность.
- Разве в таком состоянии можно вручать душу Богу?
- Я хочу умереть и родиться заново, хочу услышать колокола, звонящие по страстной и печальной женщине, которой я была когда-то, и голоса, говорящие: она умерла для мира! Умерла, и пусть этот монастырь станет могилой, куда навсегда опустится Моника де Мольнар.
- Сколько страсти и высокомерия в этой душе! Ей нужно очиститься, прежде чем вручить себя Божественному Жениху; эта душа пока не чувствует истинного призвания; она пока привязана к этому миру, который должен перестать существовать для нее.
- Отец, Отец, не оставляйте меня!
- Никто вас не оставляет. Вам предписано испытание, а вы его отвергаете.
- Слишком ужасно и унизительно находиться рядом с ним. Улыбка, взгляд, его слова – все предназначено другой. Нет, нет, Отец, я хочу остаться здесь, принять обет.
- Это невозможно. Не человеческая злоба, а божественная любовь делает вас достойной надеть облачение. И единственный путь для этого, который вы хотите избежать – путь смирения.
- Вы хотите…
- Помолчите, – сурово прервал Отец Вивье. – Вы просили об испытании послушанием. Исполняйте его. Если желаете избрать этот путь, то нельзя отказываться от послушания. Бог даст вам силы, если Он выбрал вас. – И смягчившись, продолжил: – Если вам нужна духовная помощь, приходите сюда каждое утро.
- Вы не понимаете жестокости моего испытания, Отец. Если я останусь, то должна завтра уехать из Сен-Пьера.