- Вы считаете его безумным?
- Думаю, он был очень несчастен в детстве, а это всегда оставляет след. Он родился под черной звездой. Эта история долгая и запутанная. Лучше я не буду о ней говорить. Зачем?
- Дело в том, что я хотела бы знать. Если вы поведаете мне, то даю слово, я не расскажу никому, даже Ренато. Ладно, правда в том, что Ренато не знает, что я пришла. Я пришла и беспокоюсь его чрезмерной занятостью. А также по поводу духов, это тоже правда. Тот обещал вернуться через пять недель.
- Ждите его пять лет, и тогда, он, может быть, вернется. Ваши заказы были подарком для Ренато?
- Да, но я не хочу, чтобы он знал об этом.
- Мой вам совет – тоже забыть об этом.
- А вы забудете о моем визите?
- Ладно. Если вы так желаете.
- Я прошу вас. Вы сделали бы мне большое одолжение, огромное одолжение.
- Да, Ренато, поищи их. Мне это кажется хорошей мыслью. Иди поищи их, чтобы ускорить дела. Руководствуйся всегда своим рассудком, мнением – в браке это должно преобладать. Плохо, если мужчина уступает женщине. Понимаю тебя, ведь я говорю с тобой как женщина. Но ты мой сын, Ренато, и я знаю, что ты мягкий, покладистый, нежный, слишком благородный, возможно, слишком влюбленный.
- Но мама… – в голосе Ренато прозвучало отчуждение.
- Нас никто не слышит. Хочу быть с тобой совершенно откровенной. Ты знаешь, что никто тебя не любит больше, чем я. Никто!
- Айме меня любит.
- Конечно, сынок. Я хочу в это верить. Она тебя любит, отчего бы не любить. Она вполне довольна судьбой. Она любит тебя, но кроме того, должна уважать тебя, понимать свое предназначение, должна подчиняться тебе, ее первый долг – это доставлять тебе удовольствие. Восхитительная Айме кажется мне немного беспокойной, избалованной и чрезмерно изнеженной. Ее мать очень мягкая, а отец сначала отсутствовал, а потом умер. Старшая сестра, похоже, очень недовольна ею. Моника, несмотря на порывы, кажется человеком прекрасным, серьезным и прямым.
- Я всегда ее воспринимал такой, но теперь, ее нервы…
- А откуда такие нервы?
- Не знаю, мама. Иногда мне кажется, что ее болезни не существует, что это способ оправдаться, объяснить мрачное и враждебное состояние души ко всему миру или, по крайней мере, ко мне. Я не хотел тебе этого говорить, но раз ты хочешь понять лучше, знай: Моника перестала быть моей подругой с тех пор, как я начал общаться с Айме.
- А у нее уже были задатки монахини?
- Нет, ее религиозное призвание проявилось потом. Почему ты спросила?
- Просто так. Иногда воображение уносит далеко, но лучше этого не позволять. Так вот, завтра, Ренато, ты поедешь в Сен-Пьер и привезешь их. Ты можешь остаться там на несколько дней, нужно время, чтобы поторопились с бумагами, это, конечно, займет у тебя чуть больше времени. А когда ты вернешься, все будет готово. Я хочу, чтобы ты женился здесь, в нашей старой церкви, где крестили тебя, где провожали в последний путь твоего отца, откуда и меня проводишь в последний путь. Таков наш обычай. Я не очень любила эту землю. Но сейчас думаю, что это было плохо. Здесь моя жизнь, твоя, и здесь будет жизнь твоих детей. Хочу, чтобы ты дал мне много внуков! Хочу видеть, как они будут расти здоровыми и радостными в твоем Кампо Реаль, и чтобы красивая бабочка, твоя невеста, превратилась в сильную и спокойную женщину, о которой я мечтала для тебя. Люби ее, но не давай воли ее прихотям. Веди ее, делай на свой лад, лепи ей душу, чтобы она была твоей женой, а не красивой тиранкой, в которую грозит превратиться. Пусть она будет достойной твоей любви, и будет в Кампо Реаль, как королева.
- В Кампо Реаль?
- Конечно. А ты как думаешь?
- Айме мечтает жить в Сен-Пьере, я пообещал ей отремонтировать наш старый дом. Она такая молодая, такая веселая. Боюсь, она будет скучать в долине.
- Что за безумие? В тебе так мало уверенности, раз ты думаешь, что твоя жена заскучает с тобой. Не говори глупостей. Работы, которые я приказала сделать в левом крыле дома, будут закончены к тому времени, когда вы будете проводить свой медовый месяц. В Сен-Пьер она может поехать, когда вы будете отдыхать. Но здесь семейный очаг Д`Отремон, а это твои земли, и здесь должна жить женщина, которая выйдет за тебя замуж.
- Конечно, мама, я думаю так же, как и ты. Но тяжело начинать с ней спорить. Не думай, что мне не хватает твердости. Все то, что ты говоришь – было моей целью. Но я так ее люблю! Так сильно хочу видеть ее счастливой!
- Я это знаю. Но от этой слабости огромной любви я и хочу тебя уберечь. Можешь осыпать ее любовью, но потребуй от нее взаимности. А если ты в этом не уверен, тогда и не женись на ней.
- Да, мама. Я женюсь, и она будет какой ты хочешь, моей женой, подругой во всем. Я сделаю это, мама. Должен сделать, потому что не смог бы жить без нее, потому что люблю ее больше жизни, и как собственную жизнь, я буду ее защищать.
- Хуан, Хуан!
Плачем вырвалось имя из дрожащего горла Айме. Она была одна на песчаном берегу. Одна перед всегда беспокойным морем, омывающим берега Мартиники. Она была одна с бурей в душе, с беспощадными воспоминаниями, шепча: