- Ошибки матери, которая была проституткой! – злобно взорвалась София, но внезапно успокоившись, продолжила: – А также ошибки отца. Я хорошо это знаю, как и вы, Ноэль, и из-за того, что вы это знаете, я несправедливо затаила злобу, отвернулась от вас, вместо того, чтобы искать вашу дружбу и поддержку. Это было большой ошибкой. Теперь я это понимаю, и искала возможность поговорить с вами наедине, чтобы попросить у вас прощения, чтобы вы помогли, потому что над моим сыном довлеет еще более ужасная и сильная опасность, от которой я хотела его избавить. А теперь у меня нет власти и силы, чтобы защитить его, вопреки ему самому, как я раньше делала, когда он был ребенком. Теперь нет ничего, кроме печальных средств старых матерей, которые зовутся советами и слезами. Но советы уже не слушают. Тем не менее, я что-то должна сделать. Помогите мне, Ноэль.
- Если бы я мог, – раздумывал Ноэль. – Думаю, дела идут уже по неконтролируемому пути и их трудно изменить, как и сдержать стихию. Я должен был бы успокоить ваши страхи, но предпочту говорить откровенно. Думаю, что Хуан и Ренато родились не понимать друг друга. Возможно, если бы их с детства растили как братьев… Простите, что использую фразу, которая вас ранит, но она верная. Тогда, быть может, все сложилось бы иначе. А сейчас не в нашей власти изменить это. Так или иначе, столкновение произойдет.
- Этого я и боюсь. Столкновение возникнет, а Ренато не самый сильный. Видите, почему я боялась? Почему боялась, что этот мальчик, как зловещая тень, приблизится к нему?
- В жизни есть ужасные ловушки. Возможно, они должны были знать, что они братья. Вероятно, Хуан знает. Он воспитывался по-другому, а кроме того, он старший.
- Он не старший. Он того же возраста, и эта одна из моих больших печалей. Мой сын и Хуан родились в одно и то же время. Из моих любящих рук влюбленной жены Франсиско пошел в руки этой женщины. Предатель! Подлец! И она, она… Будь она проклята!
- Успокойтесь, донья София, вы ничего не добьетесь, если будете ворошить столь печальные воспоминания. Есть вещи посерьезней. Пока что у меня нет страхов, только подозрения. – Ноэль мгновение сомневался, но решившись, заметил: – Вы доверяете мне, донья София? Позволите ли мне делать то, что сочту уместным, чтобы предотвратить опасность, угрожающую этому дому?
- Она угрожает, не так ли? Это не мое воображение и не мои нервы!
- К сожалению, нет. Я тоже думаю, как вы, Хуана необходимо убрать отсюда. Дайте мне свободу действовать, чтобы я мог сделать это по-хорошему, великодушно предложить ему деньги, а их может быть очень много, ведь, насколько я знаю, состояние Д`Отремон увеличилось вдвое за эти пятнадцать лет.
- Вы надеетесь его купить? Сделайте это, Ноэль, дайте ему деньги, сколько ни попросит. Не важно, будет ли это целое состояние. Но пусть он уедет, пусть удалится от моего сына навсегда!
- Колибри, Колибри!
Моника не пошла к баракам больных, как говорила. Она оставила повозку у боковой ограды дома, а затем выглянула в смежную галерею, где были комнаты для гостей, жадно выискивая кого-то, пока не появилась стройная темная фигурка, которая приблизилась, предлагая услуги:
- Я здесь, сеньорита Моника, вы чего-то хотите?
- Идем со мной…
Чуть ли не грубо она схватила его за руку и повела за собой. Она с трудом сдерживала желание спросить, и как всегда, в ее измученной душе, переплетаясь, боролись тысячи различных чувств. Этот мальчуган, несомненно, мог быть для нее драгоценным, наивно выдать зловещие планы Хуана Дьявола. Разве его маленький друг не его подопечный? Не будет ли ужасным, если гнев Хуана обернется против ребенка? Белая нервная ладонь гладила кудрявую голову, и она опустила взгляд, когда полные благодарности глаза мальчика повернулись к ней, и тот воскликнул:
- Какая вы хорошая, сеньорита Моника!
- Я кажусь тебе такой, Колибри? Думаешь, я хорошая? Если бы я спросила тебя одну вещь, ты бы ответил откровенно? Сказал бы мне правду? Всю правду о том, что знаешь?
- Если это не то, о чем капитан приказал молчать, то я скажу.
- Понимаю. Я спрошу тебя только о том, что ты сможешь ответить. Колибри, ты можешь мне сказать, куда ходил вчера вечером?
- Это из того, что я не могу вам сказать, сеньорита, потому что…
- Потому что я велел ему молчать, – прервал Хуан, приблизившись, и Моника от неожиданности воскликнула:
- Хуан!
- Для этого вы завоевывали его доверие? Для этого выказывали ему жалость и привязанность? Мир не меняется, Святая Моника, он одинаков в тавернах и во дворцах. Даже улыбка имеет свою цену!
Моники осеклась от удивления, неожиданного появления Хуана, который отодвинул мальчика и встал перед ней, с горящими от гнева глазами, высокомерно бросая вызов. В конце концов, с усилием Моника ответила:
- А что вы предположили? Что подумали? Вы неправильно истолковали мои намерения.
- Ваши намерения я прекрасно знаю. Пошли со мной, Колибри, никому не важно, куда ты ходил, никому ты не должен отвечать. Пойдем.
- Минутку, Хуан.