Я кусаю ее нижнюю губу, всасывая ее в рот и толкаясь в нее, пока наши бедра не соприкасаются. Ее вздох быстро превращается в стон, который вибрирует во мне.
Она обвивает руками мою шею, удерживая меня ближе, пока я качаюсь в ней. Мой темп быстро становится бешеным, так как потребность заполнить ее переполняет меня. Я уже давно перестал думать о тех, кто выходит из комнаты, почувствовав запах ее девственной крови, облепившей меня.
Когда я вытаскиваю свой член ровно настолько, чтобы посмотреть вниз и увидеть кровь, мой зверь доходит до края. Внезапно меня пронзает боль, когда она кусает меня за шею, так же безумно, как и я, чтобы достичь оргазма, экстаз от меня наполняет ее.
— Варгр.
Ее стоны становятся громче, когда мой член начинает пульсировать. Я прямо на краю. Ее влажные стенки сжимаются, когда я скольжу внутрь и наружу, внутрь и наружу, а затем толкаюсь. Мой узел замыкается внутри нее, и она кричит, высота ее голоса пробуждает во мне самое первобытное желание. Я не мог бы вырваться сейчас, даже если бы захотел, я именно там, где должен быть, даю ей это, разделяю этот момент, этот дар жизни, то, что я никогда не думал, что мне нужно. Что-то, что я никогда не искал. Что-то, что нашло меня и вытащило меня из моего неопределенного существования в ее радость.
— Спасибо, — рычу я, целуя ее в горло, сильно толкая бедрами, когда она скользит по столу обмякшая в моих руках.
Сначала Холли смеется, потом встречается со мной взглядом и качает головой.
— Нет. Спасибо тебе. За то, что поверил в меня.
— Всегда, — рычу я и кончаю.
Первая струя горячей спермы наполняет ее, и она вскрикивает, тело пульсирует подо мной. Глубокий рык вырывается из меня, когда ее сдавленные стоны эхом разносятся по комнате, ее киска сжимает меня, как тиски, ее тело напрягается, когда оргазм пронзает нас. Я толкаюсь в нее так глубоко, что убеждаюсь, что каждая горячая струйка достигла зрелого центра ее сладкого тела.
Я ловлю ее прежде, чем она успевает прислониться к столу, полностью сытая и вялая в моих руках. Я смотрю, как она открывает глаза, моргает, пока мы пытаемся отдышаться, все еще запертые внутри нее, как и я, в течение нескольких часов. Наклонившись, я кладу голову ей на грудь, ее сердцебиение совпадает с моим.
Я не хотел перемен. Я считал ее слабостью. Но она не такая. Она моя пара, то есть она подходит мне так, как никто другой не может. Я был неправ. Она не отвлечение. Жизнь, пока я не встретил ее, была отвлечением. И теперь, когда она у меня есть, я никогда не отпущу ее.
Чувствовать ее возле меня не похоже ни на что, что я когда-либо испытывал в своей жизни.
Как я прожил двести лет без нее? Как я мог видеть мир черно-белым и не осознавать, что цвета не хватает?
Холли улыбается во сне, и мне интересно, что ей снится. О чем вообще мечтают люди? Сны волвенов связаны с охотой или прошлыми воспоминаниями, когда мы доживаем до моего возраста.
Она что-то бормочет, вздыхает и прижимается глубже, ее обнаженное тело туго закутывается в одеяло и оттягивает его от меня. Я смеюсь про себя, но у меня нет духу спорить. Я утомил ее, и она моя пара. Я ей все отдам, даже свою половину кровати и все одеяла.
Выбравшись наружу, я беру из шкафа пару трусов-боксеров и выскальзываю из спальни, оставляя ее спать. Она права насчет моего места. Эта хижина недостаточно велика, даже если я превращу старую комнату Хорсы в спальню. Мне придется расширяться, все выше и выше, если у нас будет столько детей, сколько я планирую.
Я не обсуждал с ней эти планы, но она не жаловалась, когда я сказал ей, что хотел бы поместить в нее ребенка. Это начало.
Бля, приходит осознание о том, что она может быть уже беременна. Проклятие. Мой член снова начинает наливаться с мыслью о том, чтобы вернуться в нее, толкая все это детское тесто туда, где оно должно быть.
Я направляюсь на кухню, зажигаю газовую плиту и думаю, нужно ли мне подключить для нее электричество.
Порыскав в шкафах, я не нашёл для неё ничего интересного, но у меня есть яйца в кладовой и хлеб, так что сойдет для начала. По крайней мере, я могу приготовить яичницу на завтрак.