Дикое Сердце (ЛП)

- Не теряй время зря. Законы – что сети грубые. Живая рыба – это по мне, она умеет бить хвостом, чтобы не остаться в сетях.

- Ах! Тогда это правда, что твои путешествия полны тайн? Куда направляется твой корабль? Скажи мне, давай, Доминика? Гваделупе? Или поедешь в Тринидад или Ямайку? [6]

- Я вернусь через шесть недель.

- Шесть недель? Это уйма времени!

- Может быть, через пять. Ты будешь по мне скучать?

- Я буду плакать все дни. Клянусь тебе, Хуан! Не знаю, что в тебе, но ты сводишь меня с ума. Иногда я проклинаю час, когда узнала и послушала тебя.

- Эту ночь ты не будешь проклинать. Я жду тебя.

- Я приду, приду! А теперь кто-то идет, спрячься, уйди. Это моя сестра. Уходи, уходи, ради Бога! – умоляла встревоженная Айме. – Если нас увидят вместе, я пропала.

- Пропала? Почему?

- Уходи, Хуан! – уже отчаянно приказывала Айме. Резко его оттолкнув, она выбежала к Монике.

- Моника, сестренка! – задыхаясь, воскликнула Айме, стараясь быть веселой.

- Откуда ты идешь? – сурово спросила Моника.

- Откуда иду? Из сада. Не видишь? Почему ты не снимаешь облачение? Не знаю, как носить его в такую жару. Почему на меня ты так смотришь? Что происходит?

Моника уперлась красивыми нервными руками в плечи Айме и пристально посмотрела ей в глаза, будто желая проникнуть в ее мысли. Они стояли у входа в последние комнаты огромного дома Мольнар, сердце Айме бешено билось, как в детстве, испугавшись проницательного взгляда старшей сестры, от которого душа ее могла едва скрыть тайны.

- Ты не ответила на вопрос, Айме. Откуда ты идешь?

- Я же сказала, что из сада. Что еще сказать? Если ты, только приехав, опять начнешь меня упрекать…

- Я не хотела возвращаться. Не по своей воле я это сделала. Сейчас, я думаю, возможно, это было само Провидение.

- Ай, ай, ай! Значит теперь я в трудном положении. Как только ты упоминаешь Провидение…

- Не прикидывайся безответственной, потому что ею не являешься. Ты слишком большая для роли нежного ребенка.

- В конце концов, чего ты хочешь? – яростно возмутилась Айме. – Ты не мешаешь, пока не лезешь в мои дела.

- Мне приходится вмешиваться, Айме. Между нами важный договор. Ты клялась мне, Айме. Клялась со слезами на глазах и должна выполнить клятву.

- Я не делаю ничего такого…

- Правда? Положа руку на сердце, ты считаешь, что выполняешь свои обязательства невесты Ренато?

- Теперь появился Ренато!

- Он должен появиться, поскольку ты выходишь за него замуж и обещала сделать его счастливым.

- И он будет им. Я ничего ему не сделала. Видишь, за десять дней я уже два раза с ним встречалась. Это после шести месяцев его отсутствия; я торчала в этом доме шесть вечных месяцев, как в могиле.

- Эта могила очень даже посещаемая. Ты приехала с друзьями, выезжаешь все время, тебя спрашивают типы, которые…

- Что? О чем ты говоришь? – прервала Айме, по-настоящему обеспокоенная.

- Я слышала, как ты говорила в саду. С кем?

- Ни с кем.

- Не лги! Не лги, в тебе это больше всего меня возмущает. Здесь, среди деревьев, я отчетливо слышала голос мужчины, а в этом окне тебя спрашивал мужчина и звал по имени. Мужчина грязный, отвратительный, дерзкий, какой-то моряк.

- А! Это бедный Хуан, – притворно-изворотливо пояснила Айме. – Ты с ним говорила? Что он сказал? Предупреждаю, у него не все в порядке с головой. Он несчастный, но…

- Несчастный? Сумасшедший? Бедный? Но о тебе он говорил не как сумасшедший!

- Что мог тебе сказать этот мерзавец?

- Дело не в том, что он сказал, а как сказал. Вижу, ты знаешь его. Кто этот мужчина?

Айме улыбнулась, совершенно успокоенная, уверенная, и вновь готовая сделать из своего цинизма орудие, которое никогда не подводило ее. Не придавая значения ее словам, она объяснила:

- Он рыбак. У него есть корабль, он ходит на нем далеко. Иногда приносит хорошую рыбу. Я покупаю ее у него, а в этой совершенной скуке и одиночестве я проявила слабость, поговорила с ним о подробностях его ремесла. Здесь нет различий в положении, нет таких правил этикета, как в Париже или Бордо. Разве я не могу интересоваться тем, что делает этот рыбак? Не могу говорить с людьми? Ты что, собираешься превратиться в моего сторожевого пса и сделать мою жизнь невыносимой из-за…?

- Замолчи, Айме!

- Хорошо. Тогда замолчим обе. Знаешь, я не буду молчать, пока ты будешь говорить все, что вздумается. Если ты заговоришь, то и я заговорю, и скажу Ренато…

- Ты не скажешь ни единого слова, – воскликнула Моника с гневом. – Ты не скажешь ничего и никому! Ты поняла меня? Ты забудешь о том, что, к сожалению, знаешь. Навсегда замолчишь, потому что если осмелишься…

- Моника, мне больно! Ай! – пожаловалась Айме.

- Прости. Я не хотела и не хочу делать тебе больно. Но между нами есть договор, и нужно, чтобы ты уважала его. Для меня он важнее жизни. Ты понимаешь? Важнее жизни!

- Мама зовет, – сказала Айме. Действительно, до них донесся голос Каталины. – Пожалуйста, Моника, не становись такой! Не принимай все так серьезно. Ничего не происходит. В этом одеянии тебе не идут такие порывы, все принимаешь близко к сердцу. Сестра, ты не умеешь жить спокойно.