- Да, мама, я рада снова быть с тобой. – Моника Мольнар только что приехала из монастыря, одетая в накрахмаленный головной убор и белую власяницу послушниц Воплощенного Слова. Отшлифованное, блестящее, серебряное сердечко, приколотое к груди, дополняло убранство, которое чудесно подчеркивало ее величественную осанку.
- Было так грустно возвращаться в этот дом без тебя, – всхлипывая, запричитала Каталина Мольнар. – Я так по тебе скучала!
- Ты скоро привыкнешь, мама.
- Никогда, дочка, никогда. Если бы ты только изменила свое решение, моя Моника. Везде можно служить Богу.
- Я знаю, мама, еще знаю, что скоро едва ли буду тебе нужна; Айме будет достаточно, чтобы заполнить этот дом. Кроме того, она скоро выйдет замуж, и тогда ты будешь жить вместе с ней, как и полагается. Я же последую своим путем. А где Айме?
- Ранним утром она уехала с подругами. Мы не подозревали, что меня вызовут, чтобы сообщить о разрешении тебе покинуть монастырь. Увидишь, как она будет рада, когда вернется и встретит тебя здесь. Твоя сестра безрассудная, но хорошая. И тоже любит тебя, дочка, поверь мне.
- Мне тоже хочется верить в это, мама.
Неуверенными шагами Моника пересекала большие комнаты старинного дома с массивными выбеленными стенами, старой и хорошо ухоженной мебелью, с широкими окнами, выходящими в дикий сад – единственное наследство, которое оставил им покойный сеньор Мольнар.
- Полагаю, ты можешь снять облачение, так?
- Конечно, хотя предпочла бы не снимать.
- Хорошо, – подчиняясь, согласилась Каталина. – Не буду тебе мешать. Это твоя старая комната. Хочешь снова ее занять? Думаю, она лучшая, здесь больше света и воздуха. Подожди меня немного, пока я отдам распоряжения, чтобы все привели в порядок. Я позову служанку.
Моника де Мольнар осталась одна, но не задержалась в комнате с широкими окнами. Она чувствовала глухую тоску, а также волнение, которое не давало ей покоя. Она зашагала безо всякого направления, продолжая идти через ряд длинных широких комнат. Машинально двигалась, подталкиваемая какой-то посторонней силой, сердце билось с волнением в старом отчем доме. Наконец, дошла до последней комнаты без мебели, где за большими ставнями окна шевельнулась тень. Затем дерзкая рука толкнула и распахнула их настежь, и мужской голос воскликнул:
- Айме, наконец!
Потрясенная Моника отступила назад, за решетками окна показалось мужское лицо. На мгновение, как два клинка, столкнулись в воздухе их взгляды. Глаза Моники расширились и сделались жесткими, неподвижными, высокомерными. Впервые в жизни Моника Мольнар видела Хуана Дьявола.
Хуан не отступал и не пытался скрыть удивления. На нем были неопрятные брюки, закатанные до колен, и полосатая грубая матроска. Он выглядел как последний моряк на каботажном судне; но выражение лица было слишком гордым, осанка слишком надменна, его широкие босые ступни твердо шагали по земле, он был уверен в себе и улыбался легкой, хитрой и насмешливой улыбкой, спокойно изучая прекрасное лицо женщины, которое обрамлял накрахмаленный головной убор, и воскликнул, извиняясь:
- Черт побери! Не надо так пугаться. Перед вами не сатана.
- Я не боюсь, – ответила Моника, едва успокоившись.
- Уже вижу. Вы даже не перекрестились, услышав имя вашего врага, что странно для таких как вы.
- Могу ли я узнать, чего вы хотите, сеньор? – заметно раздраженным голосом спросила Моника.
- От вас – ничего, – сообщил Хуан с насмешливой дерзостью, и без резкости в голосе.
- Тогда от кого хотите? – осведомилась Моника надменно.
- Я уже сказал имя человека, которого искал и предполагал увидеть.
- Айме? Вы ищете мою сестру? – удивилась Моника, не скрывая недовольства.
- Кажется, так. Ее нет?
- Я не обязана вам сообщать! – вскипела Моника, почти не владея собой.
- Гордая, да?
- А вы наглый! Называете меня гордой и грубите, как только открыли окно.
- О! Из-за такой ерунды обиделась мать-настоятельница.
- Я не настоятельница и не готова терпеть ваши глупые насмешки.
- Черт побери! Сказала Святая Моника. Не так ли вас зовут? Вы очень удивили меня. Я думал, монахини более любезные и менее красивые. О! Не обижайтесь так! Это обычный комплимент. Кроме того, я говорю правду.
- Я позову слугу, чтобы он заставил вас удалиться!
- Бедный мужчина! – засмеялся Хуан, по-настоящему развеселившись. – Не ставьте никого в такое неловкое положение, не пытайтесь изображать того, чего нет на самом деле. В вашем доме нет слуг.
- Это уже слишком! – вышла из себя Моника, покидая комнату.
- Моника! Святая Моника! Послушайте! – позвал Хуан. И поскольку она не обращала на него внимания, воскликнул: – Ужасная свояченица!
- Моника, дочка, что с тобой случилось? Тебе плохо? На тебе лица нет. Почему?
- Ничего, мама. А где Айме? – спросила Моника. Она села, почти задыхаясь, сердце колотилось, стремительно бежала кровь, и ударила в голову от неудержимого гнева.
- Я же сказала тебе, что она с самого утра уехала со своими подругами…
- И куда уехала? – нетерпеливо допрашивала Моника свою мать. – С какими подругами?