Диктатор

На следующем посту, уже у горы — в недрах её был смонтирован завод, — дежурный не ограничился тем, что кивнул Прищепе и прочёл пропуск, но и приставил к нему приборчик, похожий на ручку. От пропуска исходило излучение, удовлетворившее дежурного. Нам открыли въезд в гору.

Это был секретный завод, один из тех, какие мы стали спешно строить, захватив власть. Секрет был, конечно, не в том, что мы создаём водолёты. И при Маруцзяне их строили. Но мало. Первый наш водолёт я увидел, когда на нём прибыл Данило Мордасов отбирать трофейные деньги. Величайший секрет новых заводов был в том, что мы создавали на них водолётный флот таких размеров и такой мощности, какой ещё не знала планета.

Нас сопровождал дежурный инженер — чёткий, немногословный. Когда Гамов спросил его, сколько машин цех монтирует за неделю, он сделал вид, что не расслышал вопроса. Я шепнул Гамову:

— Не искушайте его. Выйдем, объясню, почему он не может ответить на ваш вопрос.

Гамов осматривал оснащённые водолёты, а я прошёлся по сборочному цеху. Вдоль стен высились штабеля баллонов со сгущённой водой. Их были тысячи — новеньких, сияющих полировкой. Насколько легче было бы Штупе, отдай мы ему энергобогатство, размещённое хоть в одном этом цехе! Насколько радостней стала бы весна, наступления которой мы все страшились. Но если бы даже надо мной занесли меч и приказали: «Отдай или умри!», я не отдал бы моему другу Штупе, защитнику неба нашей страны, ни одного из этих баллонов энерговоды.

— Семипалов, подойдите! — крикнул Гамов.

Он радостно наблюдал, как рабочие вставляют энергобаллоны в корпуса водолётов: сперва донные, отрывающие тяжёлую машину от земли, потом кормовые, создающие своей реактивной тягой движение вперёд, а под конец тормозные на носу. Гамова восхищали все производственные операции.

— Как всё просто, Семипалов! Водяной пар, в который вдруг превращается стекло в баллонах, бросает вверх тяжёлую машину, мчит её в воздухе наперегонки с птицами, потом плавно опускает на землю. Совершенство. Абсолютное совершенство!

— Конечно, совершенство! С маленькой поправкой. Даже двумя. Стекло в баллонах, называемое сгущённой водой или энерговодой, весит в двадцать раз больше обыкновенного стекла: маленький баллон с трудом несут четверо дюжих рабочих. И нет такой птицы, что могла бы посоревноваться в воздухе с водолётом: самый сильный ураган, генерируемый метеостанциями Штупы, отстаёт от боевого водолёта.

Ни я, ни Павел не стали просвящать Гамова в самой сложной операции — как обыкновенная вода превращается в сгущённую и становится аккумулятором исполинской энергии. В технологические детали он не вникал.

На обратном пути он сказал:

— Теперь объясните, почему инженер завода не мог рассказать, сколько водолётов выпущено в последнюю неделю?

— Это лучше меня объяснит Прищепа.

— Дело в том, что мы присвоили заводу шифр «три», — сказал Прищепа. — Что на заводе разведчиков врага не имеется, мы уверены. Но исключить наличие шпионов в столице было бы рискованно. В сводках этого завода военному министерству число водолётов уменьшается в три раза. На иных заводах коэффициент сокрытия доходит до девяти. Это значит, что если в сводке значится по такому заводу десять водолётов, то реально их произведено девяносто. И инженер растерялся — называть ли запретную истинную цифру или преуменьшенную в три раза.

Я поехал домой. Дома Елена что-то готовила на кухне.

— Ужинал? Я привезла немного вкусных вещей.

— Ужинал, но вкусное вкушу. В нашей столовой насыщаются, а не едят. Готлиб Бар придумал для правительственных порций формулу: «Во-первых, дрянь, во-вторых, мало!»

— Ты уже передавал эту глупую остроту Бара. Зато в народе с уважением отзывались о продовольственных самоограничениях в правительстве во время осады Забона.

— Ограничения, введённые во время борьбы за Забон, сняты. Мы снова на нормальном снабжении, хоть товаров из «золотых магазинов» нам не возят.

— Тогда угощайся снедями из «золотого магазина». На одном заводе я внедрила свою технологию. Премия в латах. Твоя жена, Андрей, сейчас зарабатывает больше тебя.

Я не такой гурман, как Готлиб Бар, но с удовольствием поглощал всё, что Елена накладывала на тарелку. А то, что роскошный ужин происходил сразу после скудного ужина в нашей столовой, позволило не просто насыщаться, а смаковать «золотые» снеди.

Елена снова заговорила:

— Я тоже член правительства, как и ты. Правда, не такого высокого ранга. Но в столице почти не бываю, на ваши заседания не хожу, а непрерывно меняю одну дальнюю командировку на другую.

— Другие заместители министров тоже редко посещают наши заседания. Их вызывают, если нужны.

— Стало быть, во мне нет нужды?

— Ты недовольна?

— А почему мне быть довольной? Мне предложили играть важную роль. Но спектакль отменили.

Я сделал усилие, чтобы голос не звучал сухо:

— Отложили, а не отменили. Наберись терпения, Елена. Гамов не бросает слов на ветер.

6