Диктатор

Весь вечер я провожу под одеялом в компании своего старого телефона. Стараюсь не думать об Олеге и о том, чем он может сейчас заниматься, но все мысли то и дело возвращаются к этому мужчине.

Я не жалею о своем импульсивном выборе, потому что и в самом деле не смогу делить его с другой женщиной. Слишком уж живые чувства испытываю к нему. Лучше закончить это сейчас, пока Исаев не до конца проник под мою кожу и не стал необходим как воздух. У этой связи нет будущего, лишь мимолетное кратковременное влечение, которое ничем хорошим не закончится. Но от этого осознания не становится лучше, наоборот, я чувствую себя разбитой и уничтоженной. В груди тоскливо ноет, а глаза щиплет от слез.

— Убью! Зарежу! Впусти меня, сука, — я вздрагиваю от пьяного мужского голоса и громких ударов в соседнюю дверь. Сашке нельзя пить, иначе он становится невменяемым и начинает колотить свою жену. До сих пор не понимаю, почему она не выгонит его. На работу не ходит, с ребенком не помогает, регулярно водит к нам всякую алкашню и оставляет синяки на лице Тани. — Дай мне только добраться до тебя! Денег мне зажала, да? — за стеной раздаётся детский плач, и я закрываю уши ладонями. Это надолго.

— Саша, пожалуйста, уйди! Ты пугаешь ребенка! — всхлипывает женщина.

— Никуда я не уйду, тварь! Это и мой дом! И ребенок мой, а значит, деньги, которые на него приходят, тоже мои! Законные! Да я засужу тебя, поняла? Или зарежу! Да! Сейчас только нож найду!

Только этого не хватало.

Все внутри меня дрожит от страха, потому что никогда не знаешь, чего ожидать от пьяного невменяемого человека. Я тихонько крадусь к двери и прислушиваюсь к происходящему. Что-то гремит в конце коридора, и я понимаю, что Саша и в самом деле пошел в кухню за ножом. Непослушными пальцами набираю номер соседки, надеясь на ее благоразумие.

— Да? — всхлипывает она в трубку.

— Тань, может, полицию вызвать?

— Нет-нет, Полиночка, не надо, какая полиция, ты что! Сейчас он пошумит и успокоится. Проспится, а под утро будет как шелковый.

— Ну, смотри, это ваше дело, конечно, но если он разбушуется еще больше, то я не буду ждать, когда он перережет всех вас, а потом и до меня доберётся.

Несколько минут я стою у двери, а потом возвращаюсь на диван и с замиранием сердца слушаю крики, плач и ругань, доносящиеся из коридора. Когда же мы съедем наконец-то из этого клоповника?

— Тварь поганая! Дверь открой! — Я подпрыгиваю на месте от очередного громкого стука и прикидываю, во сколько должна вернуться с работы мать. Надо предупредить ее и Катьку, чтобы поосторожней там.

Я хватаюсь за телефон, глаза расширяются от удивления, а сердце в груди пропускает удар, когда замечаю сообщение от Олега. Подхожу к окну и без труда узнаю его автомобиль на подъездной дорожке у дома.

«Не могу», — печатаю в ответ и забираюсь на подоконник. Из окна нещадно дует холодный ветер, даже вата и скотч не помогают, но этот холодок — то, что надо сейчас. Потому что от одной мысли о том, что Исаев так близко ко мне, стоит только преодолеть несколько лестничных пролетов, все тело пылает огнём и подрагивает от волнения.

«Перестань вести себя как ребёнок и выйди. Нам надо поговорить. Сейчас», — читаю я, в то время как за дверью новая волна истерики и, кажется, Саша опрокинул шкаф на пол.

Я понимаю, что если бы и хотела, а спуститься к Олегу не смогла бы. Потому что в таком случае пришлось бы столкнуться с соседом. Что ж, наверное, нам и в самом деле не судьба быть вместе. По щеке скатывается слезинка, и я с грустью смотрю на чёрный внедорожник. Наверное, он стоит не меньше, чем однокомнатная квартира в хорошем районе города. Мне становится жаль и себя, и маму, и ту же Таню за стеной, потому что нам никогда без чьей-либо помощи не покинуть эти стены. Не узнать, как это — жить, не считая каждую копейку. И это так несправедливо. Ведь мы стараемся, работаем, но этого оказывается слишком мало.

Через несколько минут телефон в руках оживает, вырывая меня из раздумий. В этот раз Олег решает набрать меня. Мужчина звонит раз, потом второй, третий, и на четвёртый я все же нажимаю на зелёную кнопку и, боясь сделать вдох полной грудью, медленно подношу телефон к уху.

— Да, — я очень надеюсь, что мой голос не дрожит, выдавая мое состояние.

Слышу тяжёлое дыхание в трубке, а потом раздражённое:

— Ты решила довести меня сегодня, да? Что за игры, Полина? Я, блять, что тебе — двадцатилетний пацан? У меня нет времени заниматься этой хуйней. Если я сказал выйди, значит, ты должна поднять свою задницу и спуститься ко мне.

Его голос хуже пощёчин, бьет прямо в сердце. Я прикрываю ладонью рот, чтобы сдержать всхлип, и проклинаю Олега за то, что ему с такой лёгкостью удаётся сделать мне больно.

— Ты вообще слушаешь меня?

— Да, — нахожу в себе силы ответить и прижимаюсь лбом к холодному стеклу.

— Тогда будь добра, не заставляй меня ждать.