– Какие выводы вы делаете из этой истории?
– Это типичная модель поведения. В обществе царит жуткое напряжение. Здесь семейная ссора может закончиться убийством. Вора схватили за руку, собралась толпа – она жаждет его линчевать на месте. Любой конфликт между «финкерос» (помещиками. –
У той истории, что я вам рассказал, была еще и политическая подкладка. Подстрекал толпу к бесчинствам бывший мэр, проигравший выборы… Невольно думаешь о том, что будет, если в события вмешается третья сила.
– Что за третья сила?
– Люди, желающие возвращения военных.
– Вы хотите сказать, что у гватемальских военных есть план возвращения к власти?
– Нет, такого плана у них нет. Но многим из них кажется, что они могут обеспечить порядок лучше, чем полиция. Я не видел еще ни в одной стране с авторитарным режимом, где у руля стоит генерал, чтобы полицией так пренебрегали. Полицейские ездят на ржавых автомобилях и ходят в истрепанной форме. Мы всячески пытаемся подвигнуть правительство изменить это положение, сосредоточить усилия на восстановлении правопорядка, на организации полиции, прокуратуры и системы правосудия. С этим мы обратились к генералу, возглавляющему парламент…
– Риосу Монтту?
– Да. И он откликнулся на наш совет. Он увеличил бюджет полиции. В какой-то степени он улучшил и финансирование ведомства генерального прокурора, что тоже необходимо. Он даже предложил увеличить ассигнования на офис омбудсмена. Вроде бы мы можем только радоваться. С другой стороны, полиция будет и дальше находиться в небрежении, потому что, понимаете, не нравится ему полиция. Он любит военных. Я никогда не видел, чтобы у военных была грязная форма. Мне не доводилось видеть у военных ржавой машины, и я ни разу не видел, чтобы казармы находились в плохом состоянии.
– Давайте вернемся к главному вопросу. Любовь генерала к военным и его неприязнь к полиции – это не просто фактор определенной политической культуры. Гражданская война, которая длилась несколько десятилетий, явно имеет к этому какое-то отношение. Вернемся к азам. Почему разразилась эта война?
– Во всей Латинской Америке партизанское движение ставило своей целью изменить сложившийся расклад, согласно которому два процента населения владеют 85 процентами земли, при том, что большая часть – крестьяне – живет от земли, но ею не владеет. Это чрезвычайно несправедливое положение вещей. В Гватемале на одном полюсе очень, очень богатые люди, а на другом – огромное число крайне бедных людей. Дискриминация лютая. Более половины населения, около 60 процентов, практически не имеет доступа к образованию, здравоохранению и не имеет своего представительства в органах власти.
– До сих пор?
– Да, до сих пор. Удел «индихенос» – нищета. Вся провинция нищая. Вся провинция безграмотна. Среди новорожденных высокая смертность. Эта ситуация, вкупе с авторитарным правлением экономической, военной и политической элиты, породила и жуткие политические репрессии, и партизанское движение, защищающее бедных и нападающее на истеблишмент. Партизаны не одержали победы в войне…
– Но у них были основания взяться за оружие…
– Да, у них были для этого все основания. На самом деле все эти основания сохранились. Единственное, что изменилось, это обретенное понимание того, что нельзя одержать победу в партизанской войне. Можно только причинить ущерб другим и себе. Ни о каком экономическом развитии не могло идти и речи. Именно это понимание, в том числе среди военной элиты, в конце концов, привело к прекращению войны и подписанию мирных соглашений.
– На протяжении десятилетий военные твердили, что могут победить в войне. Почему они не смогли одержать победу? Допустили какие-то ошибки?
– Гористая местность, демография и жизненный уклад здесь таковы, что военные не могли победить. Всегда найдутся «карманы», которые невозможно контролировать. Однако еще важней другой фактор. В ситуации, когда все бразды правления, все привилегии находятся в руках нескольких очень зажиточных семей, не было ни малейшей возможности модернизировать экономику. Даже военные понимали, что это необходимо. Требовалось расширить проект, а это невозможно при диктаторском режиме. Такое же положение наблюдается во всей Латинской Америке. Вот почему в Латинской Америке больше нет военных диктаторов. Невозможно совместить диктатуру с экономическим развитием.
– С психологической точки зрения трудно понять, как военные могли сесть за один стол переговоров со своими бывшими врагами, которых они ненавидели лютой ненавистью. Как это произошло?