Но прежде всего следует заметить, что если мы говорим о диктатуре как о форме правления, мы не можем говорить о диктатуре класса, ибо, как мы уже отметили, класс может господствовать, а не управлять. Следовательно, если под диктатурой понимать не состояние господства, но определенную форму правления, тогда можно говорить только о диктатуре одного лица или организации. Следовательно — не о диктатуре пролетариата, а диктатуре пролетарской партии. Но тогда проблема тотчас же усложняется, так как сам пролетариат распадается на различные партии. Диктатура одной из них отнюдь уже не будет диктатурой пролетариата, но диктатурой одной части пролетариата над другой. Ситуация еще больше осложняется, если и в социалистических партиях, в их отношении к пролетарским слоям произошел раскол, когда, например, одна партия достигает власти путем объединения городских пролетариев и крестьян. Тогда диктатура пролетариата превращается не только в диктатуру пролетариев над пролетариями, но также в диктатуру пролетариев и крестьян над пролетариями. Тогда диктатура пролетариата принимает поистине удивительные формы.
Какие же основания для того, чтобы господство пролетариата могло и должно было принять форму, несовместимую с демократией? Кто ссылается на слова Маркса о диктатуре пролетариата, тот не должен забывать, что при этом речь идет не о состоянии, которое может наступить при особых условиях, но о таком, которое должно наступить при всех обстоятельствах. Конечно, нельзя допустить, что пролетариат обычно только там достигает господства, где он составляет большинство населения или имеет его за собой. В политической борьбе оружие пролетариата — это его масса наряду с экономической необходимостью. Только там, где он представляет из себя массу, имеет за собой большинство населения, только там он может рассчитывать, что овладеет всеми средствами власти господствующих классов. Это признавали и Маркс, и Энгельс. Поэтому они объявляли в Коммунистическом Манифесте:
“Все предшествовавшие движения были движениями меньшинства и в интересах меньшинства. Пролетарское же движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах подавляющего большинства”.
Это было правильно и для Парижской Коммуны. Первым делом революционного режима было ознакомление с результатами всеобщего избирательного права. Выборы, проведенные при условиях неограниченной свободы, дали почти во всех округах Парижа громадное большинство коммун. Было избрано 65 революционеров и 21 из оппозиции, из которых 15 отъявленных революционеров и 6 радикальных республиканцев гамбетитского толка. 65 революционеров представляли все существовавшие в то время течения французского социализма. Как ни боролись они между собой, но все же не прибегали к диктатуре друг над другом.
Режим, укоренившийся в массах, не имеет ни малейшего повода посягать на демократию.
Насильственные акты неизбежны, если совершается насилие с целью подавить демократию. На насилие всегда отвечают насилием.
Но строй, имеющий за собой массы, будет употреблять насилие не для уничтожения демократии, а для ее защиты. Уничтожить всеобщее избирательное право, надежнейшее основание, источник колоссального морального авторитета было бы с его стороны ни чем иным, как самоубийством.
Следовательно, диктатура как уничтожение демократии могла бы возникнуть только в исключительных случаях, если необыкновенное стечение благоприятных обстоятельств даст пролетарской партии возможность захватить политическую власть, хотя большинство населения не только не на ее стороне, но даже враждебно ей.
Подобная случайная победа едва ли возможна у народа, прошедшего в течение десятков лет политическую школу, партии которого приобрели определенный, прочный характер. Подобный захват власти уже один указывает па очень отсталые социальные условия. Ну, а если всеобщее избирательное право выскажется против социалистического правительства, должно ли оно будет склониться перед волей народа, как это мы требуем от всякого правительства и продолжить борьбу за государственную власть на основе демократии, или же свергнуть демократию, чтобы укрепиться самому.
Какими средствами диктатура может удержаться у власти вопреки воле большинства народа?
Два пути имеются для этого: путь иезуитизма и путь бонапартизма. Мы уже говорили о государстве иезуитов в Парагвае. Колоссальное духовное превосходство над организованными ими беспомощными туземцами — вот средство, при помощи которого иезуиты утвердили свою диктатуру.
Но может ли социалистическая партия в европейском государстве достигнуть такого превосходства? Это совершенно немыслимо. Конечно, пролетариат в своей классовой борьбе духовно возвышается над другими производящими классами, мелкой буржуазией и мелким крестьянством. Но одновременно и у последних растет интерес и понимание политической жизни. Расстояние между этими классами никогда не уничтожается.