Но этим также устанавливается, что форма правления диктатуры не только должна быть постоянной, но также должна наступить во всех странах. Из этого ясно, что если в России только что завоеванная всеобщая свобода снова будет уничтожена, то же самое после победы пролетариата должно наступить также и в тех станах, где народная свобода глубоко укоренилась, где она существует более столетия, где народ многочисленными кровавыми революциями завоевал и укрепил ее. Это со всей серьезностью утверждает новая теория. И еще удивительнее, что она находит отклик не только среди рабочих России, которые помнят еще преследования старого царизма и радуются возможности отплатить тем же, подобно подмастерьям, которые, сделавшись мастерами, радуются возможности в свою очередь надавать шлепков новым подмастерьям; нет, новая теория находит отклик даже в старых демократиях, как, например, в Швейцарии. Но есть нечто еще более странное и еще менее понятное.
Совершенной демократии еще нигде нет — повсюду мы должны добиваться изменений и улучшений. Даже в Швейцарии борются за расширение народного законодательства, пропорциональную выборную систему и за избирательное право женщин. В Америке насущнейшей необходимостью является ограничение власти и способа избирания верховных судей. Еще большие требования в пользу демократии должны мы выставить в бюрократических и военных государствах и провести их в интересах пролетариата. И в самый разгар такой борьбы поднимаются радикальнейшие борцы и кричат противникам: то, что мы требуем в интересах охраны меньшинства и оппозиции, требуем мы только потому, что мы — меньшинство, оппозиция. Как скоро мы станем большинством, захватившим государственную власть, первым нашим актом будет уничтожение для вас всего того, что мы требовали до сих пор для себя, уничтожение избирательного права, свободы печати, организаций и т. д.
Тезисы о социалистической революции говорят об этом совершенно открыто:
“17. Прежнее требование демократической республики, так же, как и всеобщих свобод (т. е. свобод также и для буржуазии), было правильно в истекшую эпоху — в эпоху подготовки и накопления сил. Рабочему нужна была свобода своей печати, в то время когда буржуазная пресса была ему вредна, несмотря на это, в эту эпоху он не мог выставить требования уничтожения буржуазной прессы. Поэтому пролетариат требовал свободы для всех, даже для собраний реакционеров и черных рабочихорганизаций.
18. Теперь наступила эпоха прямой атаки на капитал, прямого свержения и уничтожения империалистического разбойничьего государства, прямого подавления буржуазии. Поэтому абсолютно ясно, что в настоящую эпоху принципиальная защита всех свобод для всех (также и для контрреволюционной буржуазии) не только излишка, но и прямо вредна.
19. Это сохраняет силу также для прессы и руководящих организаций социал-предателей. Последние обнаружили себя как активнейшие факторы контрреволюции. Они выступают с оружием даже против пролетарского правительства. Опираясь на бывших офицеров и денежный мешок низвергнутого финансового капитала, выступают они, как энергичнейшие организаторы различнейших заговоров. По отношению к пролетарской диктатуре они являются се смертельными врагами. Поэтому с ними должны поступать соответствующим образом.
20. Что же касается рабочего класса и беднейшего крестьянства, они пользуются полнейшей свободой”.
Действительно ли они пользуются полной свободой? “Социал-предатели” ведь — это также пролетарии и социалисты, но они в оппозиции, а потому их надлежит сделать бесправными, как и буржуазную оппозицию. Должны ли мы возмущаться и всей силой бороться там, где буржуазное правительство со своей стороны захотело бы применить подобный рецепт против своей оппозиции? Конечно, должны. Но каково же будет наше положение, если на наш протест буржуазное правительство сможет указать на такие социалистические речи, как вышеприведенная, и на соответственную им тактику?
Как часто упрекали мы либералов за то, что, вступив в правительство, они перестают быть теми, какими были в оппозиции, что они изменяют всем своим прежним требованиям. Ну, либералы, по крайней мере, настолько умны, что формально не отказываются от этих требований. Они лишь поступают по правилу: так делают, но не говорят об этом.
Авторы тезисов бесспорно честнее; но умнее ли — в этом можно сомневаться. Но что должно думать об уме тех немецких социал-демократов, которые открыто возвещают, что на другой день после победы они предадут демократию — демократию, за которую они еще и сегодня борются. Нужно ли думать, что они отказываются от своих демократических принципов или что они их совсем не имеют, что демократия для них только лестница, по которой они стремятся добраться доправительственной власти, — лестница, которую, достигнув цели, они отталкивают, одним словом, что они революционные оппортунисты.