этих комиссаров по отношению к органам местной власти начинались, сообразно их задаче, с простых надзорных и контрольных прав, чтобы затем, в соответствии с целью такого надзора, все время расширяться сообразно положению дел: это был осмотр помещений и складов, представление актов, реестров, корреспонденции[314], прошения к местным властям, от которых всегда требовалось повиноваться всем таким прошениям и которые, в случае необходимости, по указанию комиссара сами должны были совершить требуемые действия[315]. самостоятельное вмешательство в действия чиновников посредством отмены или аннулирования (cassation) действий и решений властей и т. п. (Recueil. I, 327), или непосредственное принятие на себя чиновничьих функций. вмешательство в распределение должностей, поначалу путем назначения «надсмотрщика» (surveillant) при неблагонадежных чиновниках и учреждениях (III, 28), временные отстранения[316] и временные назначения[317], решение вопроса о списке присяжных заседателей, вычеркивание неблагонадежных присяжных (IV, 13), увольнение в запас и разоружение неблагонадежных частей Национальной гвардии (I, 329). Средства (moyens d execution, III, 9), к которым они прибегали в отдельном случае, различались в зависимости от положения дел: ходатайство к властям, использование полицейских или военных сил, т. е. жандармерии, Национальной гвардии, вольнонаемных батальонов или же стоящей где-нибудь поблизости регулярной войсковой части (I, 247. III, 23, 39). В случае восстания они либо требуют принять надлежащие меры у административных властей (III, 10, 73. IV, 13), либо оказывают непосредственное вмешательство с помощью войск, набранных ими для этой цели (I, 160), или предлагают муниципальным властям предоставить в их распоряжение отряд национальной гвардии, которому и отдают дальнейшие приказания (I, 267). Иногда они ведут переговоры с противником и договариваются о сложении оружия и т. п. (III, 53 – никакой амнистии!). Все эти полномочия покоились на передаче комиссарам исполнительной власти, из чего следует, что сверх и без того уже весьма далекоидущих определений закона они поначалу не имели права вмешиваться в дела личной свободы, собственности или даже жизни частных лиц иначе, чем это было позволено властям, вместо которых они выступали или к которым обращались с прошениями. И все же их полномочия были распространены на возможность ареста всех подозрительных лиц, которые еще только могли нарушить общественное спокойствие[318]. В дальнейшем же оказалось, что описание комиссарских прав заключалось в одном только определении цели, и это было неограниченное полномочие, зависящее от случайных обстоятельств. Предоставление полномочий формулировалось в том смысле, что Конвент, как носитель суверенитета, делегирует комиссарам все полномочия для принятия совокупных мер, которые требуются или, смотря по ситуации, могут потребоваться в интересах общественного спокойствия, безопасности или порядка, которые могут стать необходимыми сообразно обстоятельствам и т. п.[319]. Что на самом деле эти полномочия неограниченны, признавалось открыто. Уже в феврале 1793 г. комиссары Национального конвента говорили о себе, что облечены «беспредельной властью» (pouvoirs illimites)[320]. Конечно, существенное ограничение их возможностей состояло в том, что они не имели права пользоваться денежными средствами государства. Обращаться к государственной казне было дозволено только комиссарам, состоявшим при армии, да и им лишь в неотложных случаях. Чаще всего комиссары испрашивали денежные средства у Конвента[321]. Только позднее сформировалась практика взимания любых сумм и отчислений с аристократов и богачей.