Диктатура

Ныне, конечно, ради правовых интересов именно для военного положения ведется поиск ряда формальных предписаний. Пусть это касается и не театра военных действий в борьбе с внешним врагом или в колониальных битвах, но зато вполне относится к борьбе с политическими противниками внутри страны, т. е. там, где действия государства направлены против его собственных граждан. Но такие формальные предписания затрагивают не сами эти действия, а только их предпосылку. Это важное различие сводится к разнице между двумя совершенно различными видами правового урегулирования, а именно такого, при котором дается содержательное описание фактических обстоятельств, и другого, при котором сообразно фактическим обстоятельствам описываются только предпосылки. В отличие от безусловной целесообразности всякое правовое нормирование подразумевает некое ограничение. Международное ограничение применения военно-технических средств правом войны в духе международного права, к примеру запрет некоторых видов вооружения, яснее всего обнаруживает противоположность правового нормирования и ситуативно-технической целесообразности. Но стремление к правовому урегулированию развертывания средств военной власти против граждан собственного государства может привести к тому, что применение таких средств будет откладываться все дальше и дальше, что потребуются все новые гарантии тому что экстренная необходимость будет признана только тогда, когда она действительно уже наступила. Но если уж дело доходит до применения этих чрезвычайных средств, то правовое регулирование содержания соответствующих действий, если они вообще должны быть предприняты, прекращается. Здесь нормирование должно ограничиться точным описанием предпосылок, при которых наступает экстренная надобность. Тогда либо в законе говорится о таких фактических обстоятельствах, которые содержат истинно соответствующие фактическим обстоятельствам, т. е. точно описанные, понятия, либо посредством своего рода разделения властей этот закон пытается создать гарантии, предоставляя право принимать решение о предпосылках экстренного случая не военным властям, которые могут эффективно осуществить необходимые действия, а какой-нибудь другой инстанции. Но такое разделение компетенций не работает в случае неотложной необходимости. Как при необходимой самообороне, если налицо предпосылка, т. е. непосредственное противоправное нападение, то можно предпринять все меры, необходимые для его отражения, и никакое содержательное представление о тех мерах, которые дозволяется принять, не лежит в области правового регулирования, поскольку последнее не дает описания фактических обстоятельств, а только указывает на то, что требуется для обороны, – точно так же, если уже имеют место вышеупомянутые предпосылки для действий экстренной надобности, начинаются и требуемые положением вещей действия. Но поскольку суть права на необходимую самооборону состоит, далее, в том, что решение о предпосылках противоправного действия принимается в силу совершения самого этого действия, что, стало быть, не может быть учреждена инстанция, которая до применения права выполняла бы формальную юридическую проверку на предмет того, имеются ли предпосылки для необходимой самообороны, то и здесь, в доподлинно экстренном случае, тот, кто совершает вынужденное действие, оказывается неотличим от того, кто решает, наступил этот экстренный случай или нет. Эти положения нужно рассматривать в качестве всеобщих правовых точек зрения, чтобы приподнять дальнейшее развитие над уровнем исторической случайности.