Дилемма

Я сердито провожу расческой по волосам, раздирая пряди. В мозгу у меня, как в ловушке, крутится вечный вопрос: как Роб мог так поступить с Джесс? Видимо, я никогда не получу ответа, который могла бы понять. Джесс – самый добрый и очаровательный человек из всех, кого я знаю. Она не заслуживает лживого неверного мужа, особенно сейчас, когда она так больна. Для меня невыносима мысль, что это случилось как раз из-за того, что она больна, что Роб ее больше не любит из-за ее недуга. Разве болезнь не должна была сплотить их, сблизить, вызвать у него желание защищать и оберегать Джесс? Я на сто процентов уверена, что, если бы я так заболела, Адам всегда был бы рядом. И я тоже была бы рядом, если бы он заболел.

Вдруг откуда ни возьмись на меня накатывает страх. Я медленно опускаю расческу и прокручиваю в голове новую мысль. Может, в этом все дело… может, поэтому Адам и ведет себя так странно… потому что он болен? Джош говорит, он был чем-то расстроен, когда вернулся из города. Может, он ездил на прием к врачу, а мне ничего об этом не сказал, потому что не хотел меня волновать? И врач ему сообщил дурные вести? Только не это, только бы Адам не был болен, мысленно молю я. Но другого объяснения я не нахожу.

Я хватаю ночную рубашку, быстро натягиваю ее и сбегаю вниз по лестнице, по пути завязывая пояс. Видно, дела у него совсем плохи, раз он хотел сказать мне об этом перед вечеринкой. Может, он хочет, чтобы я все отменила. Но он захотел бы этого, только если у него что-то действительно очень, очень скверное.

В саду Адама не видно, даже Джош с Максом куда-то делись, так что я иду к сараю, где он обычно работает. Протискиваясь позади шатра, вижу Адама в окно: он стоит у верстака, склонившись над куском темного дерева.

– Привет, – говорит он, когда я врываюсь внутрь. – Тебе разве не пора уже одеваться? – Но тут он видит, какое у меня лицо, и замирает. – В чем дело, Ливия? Что случилось?

Мой страх отражается у него на лице. Он знает, что я знаю.

Я иду к нему сама. Потому что он, кажется, сейчас не в силах сдвинуться с места.

– Адам… – Я беру его руки в свои. Руки у него совершенно ледяные. – Адам, прошу тебя, скажи мне правду. Ты болен? Ты это и хотел мне сказать – что ты болен?

Долгое молчание. Сердце у меня колотится все сильнее.

– Н-нет. – Он озадаченно качает головой. – Нет, я не болен. Если не считать мигрени. Не хотел тебе говорить, но она вроде как вернулась.

Я проглатываю комок в горле.

– И ты сегодня не ездил к врачу?

– К врачу? Нет. Я бы тебе сказал, если бы записался на прием.

– Правда?

– Конечно.

У меня вырывается нечто среднее между рыданием и вздохом облегчения.

– У тебя нет никакого жуткого недуга, о котором ты не хочешь мне говорить до конца праздника?

– Нет, Лив, нет. – Он притягивает меня к себе и обнимает. – Прости, мне очень жаль, что ты так подумала… что я тебя заставил переживать.

– Честное слово?

– Да. Ничем я не болен, честное слово.

– А что же ты мне тогда хотел сказать? Ты несколько раз пытался, это наверняка что-то важное. Надо мне было не убегать, а послушать.

Его руки обхватывают меня еще крепче.

– Просто хочу, чтобы ты знала, как я тебя люблю. Я всегда буду с тобой, всегда буду о тебе заботиться, что бы ни случилось.

– Я знаю.

– Я одного хочу – чтобы ты была счастлива.

В его взгляде какая-то тьма, которую я не могу объяснить.

– Я счастлива, – отвечаю я, нежно целуя его. Мне хочется прогнать эту тьму. – Я никогда не была так счастлива.

– Вот и хорошо. А теперь бегом одеваться, не то будешь принимать гостей в ночнушке. – Он косится на старые облупленные часы, стоящие на верстаке. – Уже без четверти семь, у тебя на все про все ровно сорок пять минут.

– Бегу, бегу, уже убежала! – кричу я, вылетая из сарая. Ноги больше не подкашиваются от страха. У меня словно камень с души свалился. Я готова вынести все, кроме одного – тяжелой болезни Адама. Вспоминаю про Джесс и понимаю, с чего вдруг мне все это взбрело в голову насчет Адама. Еще до того, как она сообщила нам о своем диагнозе, я чувствовала, как что-то ее гнетет. Она подождала, пока мы вернемся из отпуска, зная, как мы будем о ней беспокоиться, когда услышим эту печальную новость.

Дойдя до дома, я умеряю шаг. Нет-нет, Адам точно что-то от меня скрывает. Не верю, что он просто хотел сказать, как он любит меня и всегда будет обо мне заботиться. Мрак в его глазах напоминает мой собственный затравленный взгляд, когда я гляжу на себя в зеркало. Внезапно меня поражает мысль: а может, он знает то, что знаю я? И ищет способ рассказать мне? Но тут же я понимаю: этого не может быть. Потому что у меня нет никаких сомнений: возникни у Адама малейшее подозрение, что у Роба шашни с его любимицей Марни, от Роба бы мокрого места не осталось.

19:00–20:00 Адам