Мы продолжаем болтать, пока шагаем по проселочной дороге между зелеными зарослями и полями. Мне нравится, как теплая пыль ласкает мои голые пятки. А еще нравятся мамины рассказы, которые не иссякали весь долгий путь сюда от нашей деревни. Совсем не хочется вспоминать, что свой последний рис мы съели еще вчера утром, а серебряные серьги были последним нашим достоянием после пожара.
Дворцовые стены ослепляют меня белизной и потрясают величием. Мы пробираемся сквозь толпы калек и попрошаек, собравшихся на поляне перед воротами. Мама занимает место в очереди. Люди вокруг нас терпеливо стоят на жаре, обсуждая доброго сына раджи. Я слышу множество вариаций истории про великодушного принца, которую мне рассказывала мама.
Мне становится скучно. Я спрашиваю маму, можно ли пойти посмотреть на осликов. Мама гладит меня по голове, не прекращая разговор с другой женщиной. И вот я мчусь вдоль дворцовой стены, перепрыгиваю через лежащих людей и пробираюсь под повозками. Из-под ног у меня выскакивает маленькая бирюзовая ящерка — я гонюсь за ней со смехом, пытаясь поймать. Даже не знаю, как я очутилась в зарослях у дальней стены. Огромные валуны дворцовой стены здесь полуразрушены и подмыты дождем. А под ними еноты прокопали подземный лаз. Вслед за ящеркой я ныряю в этот лаз и оказываюсь в прекрасном саду.
Ящерка приводит меня к просвету между пышными зарослями можжевельника, где переговариваются два бородатых дядьки в белых одеждах, со свитками в руках. Я замираю, испугавшись, что меня оттреплют за уши и прогонят… но неожиданное появление принца Гаутамы заставляет меня забыть про свои страхи.
Пышнотелый принц идет к белоснежным мужчинам, размахивая руками и что-то бормоча. О том, что это Гаутама, я догадываюсь по их реакции — настолько подобострастно оба склоняются в поклоне. Но его вид меня удивляет. Лицо принца раскраснелось, покрылось капельками пота, а походка была такой же, как у нашего соседа-пьяницы.
— Я придумал! Я все придумал! — кричит он, раскинув руки и обхватывая ими обоих брахманов сразу. — Друзья мои! Послушайте. Я должен… — он делает паузу, будто готовясь сообщить про какое-то невероятное открытие. — Я должен пойти в народ!
Брахманы, быстро переглянувшись, помогают Гаутаме устроиться на коврике под деревом. У них это не сразу получается — принц чуть не падает.
— Мудрейший Сиддхартха, какая прекрасная идея! — восклицает тот, что повыше, когда все трое устраиваются на циновках. — Запиши это, Мара.
— И как это произойдет, прекраснейший? — осторожно интересуется второй брахман, разворачивая свиток.
— Сейчас! — принц припадает к кувшину, пока его собеседники терпеливо ждут. — В общем, так. Вчера гулял я по саду и сам не заметил, как дошел до ограды. Я оказался в том месте, где прежде не бывал, поскольку оно скрыто за густыми зарослями. Раздвигаю я ветви кустов — а там, оказывается, есть небольшое оконце в стене! Что он там пишет, Суман?
— Каждое слово великого Гаутамы должно быть донесено до народа, — учтиво отвечает тот, пока Мара продолжает строчить в свитке. — Продолжай, мы внимаем тебе.
— Выглядываю я в это оконце и вижу очень странного человека, бредущего по дороге. По правде сказать, я испугался — поначалу мне показалось, что это какой-то диковинный зверь.
— Какое образное сравнение! — говорит Суман с восторгом. — Но еще лучше здесь дать какое-нибудь описание, поярче.
— Описание? — принц Гаутама кивает и делает еще один глоток из кувшина. — Странное создание, худющий, старый, в каком-то рванье… Что ты там пишешь?
— «Его худое туловище пригибалось к земле, его лицо было исчерчено бороздами, а вместо одежды его тело прикрывали изорванные тряпки. Он во всем не походил на тех людей, что мне доводилось видеть до этого», — читает Мара из свитка.
— И он тебя напугал? — уточняет Суман. — Не слишком ли… Может, заинтересовал, удивил? Что думаешь, Мара?
— Да, для народа принц должен быть смелым, — осторожно соглашается брахман-писарь.
— Да ну вас! Нет, не напугал… вы правы. Заставил задуматься. Глядя на него, я понял, что жизнь за пределами дворца вовсе не такова, как внутри этих стен. Там, за оградой, существуют лишения и несчастья, старость и неумолимая смерть…
— У меня прямо мурашки по коже! — умиляется Мара, записывая.
— Так вот что я подумал. — Сиддхартха отбрасывает кувшин и пытается подняться, но потом сдается. — Я отправлюсь в странствие! Буду скитаться по свету инкогнито, спать в канавах и смотреть на людей вокруг! На их страдания, нищету, буду узнавать про их бедность. А когда вернусь во дворец — открою сокровищницы и раздам все мои богатства!
— Невероятно! Прекрасная легенда! Мы немедленно все это опишем и распространим. — Суман и Мара расплываются в улыбках. — Нам давно надо было дать людям надежду, и вот она!
— Постойте! — принц нахмурился. — Я серьезно про странствие. Завтра же и отправлюсь.
Суман и Мара вновь переглядываются.
— Но, мудрейший… Зачем же тебе подвергать себя опасностям?
— Как это зачем? Я хочу быть нужным людям… Творить добро. Ты же сам сказал — это прекрасный поступок.