— В том-то и дело, что все хотят как раз не собственных впечатлений, а чужих. Ты видишь молодежь вокруг? Наркотики, танцы до одурения, бессмысленный экстрим. Они отчаянно пытаются вырваться из своей жизни, соскочить с
— Идущего в никуда… — договариваю я за нее.
— Да! Именно это ощущение — что все катится по кругу, что все уже испытано и известно наперед. А это… — она указывает на ракушку. — Это — побег.
— Вообще-то больше похоже на наркотик.
— Да. И такой мощный, какого человечество еще не знало.
— Не считаешь, что это несколько лицемерно с твоей стороны?
— Осуждать других, а самой закидываться этим? — договаривает она и грустно кивает. — Да, ты прав. Только я ничего не могу с этим поделать. Я теперь тоже несвободна, Золтан.
Я замечаю слезы в ее глазах.
— Даже не могу себе представить, какой апгрейд этой технологии готовит мой отец. Он задумал что-то гораздо более масштабное, чем
Тут она осекается, будто чуть не сказала лишнее. Пока я думаю над ее словами, мой взгляд падает на небольшую фотографию на рояле. Я вглядываюсь в знакомое лицо, Катрин ловит мой взгляд.
— Это моя мама. А рядом — я, видишь? Мне здесь лет пять.
— Как ее звали? — спрашиваю я, уже зная ответ.
Именно это лицо я видел в своем трипе на вечеринке Марка. Именно она, а не Катрин, лежала на жертвенном столе в ресторане Рамбана. Именно про нее я был точно уверен, что зовут ее не Катрин, а…
— Изабел. Изабел Гаади, — доносится до меня. — Она была француженкой. Похожа на меня? Только кожа светлее. Все так говорят.
Пока я пытаюсь справиться с вихрем мыслей и догадок, из черной шкатулки Катрин достает одну ракушку-девайс и протягивает его мне.
— Я хочу, чтобы ты понял.
— Понял что, Катрин?
— Сейчас увидишь. Давай вместе со мной?
— Чье это воспоминание?
Вместо ответа Катрин помогает мне надеть одну ракушку, а надев вторую на себя, запускает симуляцию.
В следующее мгновение комната подергивается рябью, и я оказываюсь на грязной палубе какой-то баржи посреди моря. Я тут же покрываюсь потом, чувствую жар и… сексуальное возбуждение?
Солнце печет нещадно, заливая светом троих темнокожих парней. Таких же темнокожих, как и я в этом воспоминании. Все они — мы — с голыми торсами и в шортах, перемазанных мазутом. И на каждом из нас — ракушка
Заглянув в темный проем в палубе, я вижу, что трюм забит женщинами, смуглые лица которых трудно разглядеть в темноте. Я толкаю мулатку к своим чернокожим товарищам. Те радостно хохочут, лапают ее тело, осыпают оскорблениями на языке, который я не понимаю и понимаю одновременно. Девушку бросают на палубу, жадные руки разрывают на ней одежду, и я становлюсь первым, кто наваливается на нее. Я не могу контролировать свои действия, за меня это делает хозяин воспоминаний. А эта скотина явно привыкла силой брать свое. И получает от этого неописуемое наслаждение — получаю его и я! И от
— Стоп! — кричу я.
В этот момент происходит что-то странное. Я «раздваиваюсь», будто проснувшись внутри сна. Внизу, подо мной извивается несчастная мулатка. Я окружен телом чернокожего насильника… а в голове моей — полное осознание того, что это я — Золтан, и ничего, кроме жалости к девочке и отвращения к происходящему, я не испытываю! Происходящее расплывается, двоится — в чертах искаженного болью лица девушки вдруг проступает лицо Катрин. Я с усилием отрываю чужую руку от ее бедра и…
Вырываю из уха ракушку
— Ты мог бы быть понежнее с… девственницей, — произносит она с нервной усмешкой.
— Я?! Ты что, хотела проверить, остановлюсь ли я?
— Я и не знала, что это возможно! — Катрин, кажется, и правда потрясена.
Она проводит рукой по моему лбу и подает мне стакан с виски.