— Я не могу тебе всего говорить, из соображений конфиденциальности. Прости, мы тут все связаны по рукам и ногам. Спроси своего отца, а? — надежда в ее глазах переросла в мольбу.
— Спросить о чем?
— Спроси — почему он… — Августа замолчала. — Что с нами будет? Вот что спроси. Потому что мы не знаем. А незнание порождает страх. А страх…
Я не поверила своим глазам — она чуть не расплакалась. Августа Юстас, железная матрона, которая держала в узде всю корпорацию, вела себя будто отвергнутая любовница. Не помню, что я говорила. Обещала, кажется, мы обнимались, договорились «встретиться и напиться» — обычный женский треп, когда все важное уже сказано.
Но еще больше меня потряс Фо Ци, с которым я увиделась на следующий день. Вы видели когда-нибудь разгневанного Будду?
— Я своими руками взял его, как кусок сырой глины, и вылепил из него того, кого теперь знает весь мир! — Фо расхаживал по кабинету, свирепо пыхтя и размахивая руками. — Мы все работали над проектом «Золтан», и не для себя — для всего человечества! Я представлял себе гармоничный мир, построенный на любви, дающий счастье каждому. По сравнению с персональными реальностями, которые Золтан создает, медитации и духовные практики — жалкое подобие! Мы могли учить людей добру, словно маленьких детей, на примерах, за счет их собственных переживаний. Принимать мечущимися, а отпускать умиротворенными! У меня было столько идей! Но меня даже не спрашивают! Я двигаю финансы и слежу за балансом — я!
Я сидела на диване в его кабинете с чашкой зеленого чая, оторопевшая от происходящего. Фо Ци плюхнулся рядом, чуть не раздавив кушетку своим телом, взял меня за руки.
— Мы очень огорчены дорогая. Очень!
Разгневанный Будда, плачущая Юстиция… Я даже обрадовалась, когда в кабинете Игги Бьольверка мне сообщили, что босс находится неизвестно где и неизвестно когда появится снова. Истерящего Одина я точно видеть была не готова. А вот Чопра меня совсем не удивил. Его гром и молнии производили успокаивающий эффект — хоть что-то в этом мире осталось неизменным. Вот только в таких выражениях про отца он никогда не высказывался. Да и никто другой.
— Чертов жулик! Обвел нас всех вокруг пальца! Мало ему власти?! — гремел Чопра из-за своего стола. — Вертел нами всеми, а теперь возомнил, что будет вертеть всем человечеством. Причем — один! Мы построили для него абсолютную машину для управления, мы ее наладили… А теперь — все, спасибо, до свидания! На все рычаги будет жать великий и премудрый Саул Гаади! Вот уж нет!
Я попыталась остановить его жестом, но Чопра лишь отмахнулся:
— Мне наплевать, что он узнает! Я ему в лицо это все выскажу, вот только доберусь!
— Я поговорю с ним… — попыталась вставить я, но рев Чопры чуть не снес бумаги с его стола.
— К черту разговоры! Мы будем действовать, понятно? Так ему и передай!
Я ехала в лифте небоскреба, пытаясь понять, что же я выяснила. Ответов на свои вопросы я не получила. Марк был прав, акционеры недовольны своим положением, но все, о чем они меня просили, — лишь повлиять на отца. Вот только я понятия не имела, как к нему подступиться.
0013
Персональный гиперлуп отца мчал меня от станции, расположенной под фундаментом «Транс-Реалити» со скоростью семьсот километров в час. Мимо прозрачных стен капсулы мелькали городские постройки, потом заводские корпуса и вышки коммуникаций, пассажирский порт и, наконец, воды Джохорского пролива. Труба гиперлупа нырнула в тускло подсвеченный туннель. Всего их было двенадцать — в юности я приписала каждому туннелю свой месяц. Январь был самым длинным, Февраль, Март и Апрель мелькали почти сразу друг за другом. В Декабре капсула замедлялась и плавно въезжала на конечную платформу.
Дом отца находился на островке Убин к северо-востоку от города. Раньше любоваться его волшебной природой любили туристы, и здесь обитало около сотни местных жителей. Но когда островок приглянулся Саулу Гаади, их переселили, и Убин закрыли для посещения. А отец возвел здесь свою резиденцию.
Появление на поверхность из Декабря всегда поражало взгляд — перед пассажиром раскидывалась зеленая долина между тремя холмами, по одному из которых вилась горная речка, а по второму карабкался эскалатор, прямо к величественному темному зданию, резиденции Гаади. Третий холм, самый высокий, был отведен под спутниковые тарелки, огромные ретрансляторы и собственную обсерваторию отца.