Ему было почти 60, когда он произвел на свет свое главное дитя — книгу о приключениях Робинзона Крузо. Прототип главного героя — шотландский паренек из рыбацкой деревни Лоу Ларго, где в шторм волны заливают кусты лаванды у маленьких домиков. Эта книга принесла Дефо известность, которой не принесла ему служба разведчика. Впрочем, вспомним Яна Флеминга или Джона Ле Карре…
Дефо ввел в журналистику жанр интервью и считается одним из родоначальников романистики в английской литературе. Ушедший в отставку разведчик продолжал писать на досуге. Из многих и часто неизвестных широкому читателю произведений мы узнаем о Дефо из сохранившихся документов. Герои произведений Дефо переживают многие обстоятельства его жизни. Они теряют и приобретают состояния, счастливо избегают смерти во время стихийных бедствий.
Не связанный ни с одной партией или политическим кругом, Даниэль Дефо, казалось бы, был свободен в выборе, на чью сторону встать в спорных вопросах того времени. И, наверное, он был бы честным человеком, но, как говорится, обстоятельства не позволяли это постоянно демонстрировать. В Англии он публично агитировал за то, что «глас народа — это глас Божий», а в Шотландии боролся именно с проявлениями этого голоса — активными протестами простых шотландцев против объединения. Вальтер Скотт восхищался тем, что Дефо умел воссоздать видимость реальности, но писатель часто делал это в журналистике с помощью мистификаций и подтасовок. Гуманист, он не выступал против рабства, а наоборот, создал, по словам Джойса, «образ британского колониалиста» в виде работорговца Крузо. Любимый герой английского агента Дефо, капитан Джек из одноименного романа, принимает сторону шотландцев, борющихся против Англии. «Роксана» и «Молл Фландерс», истории женщин-авантюристок разного социального происхождения, но ведущих далеко не праведную жизнь, написаны так, что вызывают симпатию к героиням. Однако сам Дефо одобрял закон Шотландии о казни через повешение женщин, замешанных в адюльтере.
Дефо, писатель, шпион, авантюрист, был, я думаю, человеком принципа — но эти принципы, как, увы, бывает у людей определенной профессии, постоянно менялись.
«Бог помешал»…
Александр Шпагин
Как киноэпопея Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» так и не стала сериалом. Рассказ в документах и комментариях.
В конце 30-х годов Сталиным завладевает идея собственной богоизбранности. Все идет как нельзя лучше: около миллиона людей отправлено на тот свет, оппозиция окончательно разгромлена, жить стало воистину лучше и воистину веселее. Достиг он высшей власти, пятнадцатый год царствует спокойно, и счастье есть в его душе. Под ногами его наконец-то АГ определилась твердая почва, ибо она максимально удобрена кровью. Вождь ищет духовные аналогии своему правлению в прошлом и останавливается на фигуре Ивана Грозного. На обратной стороне прочтенной книжки о кровавом царе пишет благодарное слово: «Учитель».
Теперь надо позаботиться об увековечении своего великого образа в искусстве. Ясно одно — увековечить его должен крупный художник, не ремесленник. Ремесленник (Чиаурели) уже попытался в «Великом зареве» — не вышло, не то. Поначалу опробуем свою идею в «Малых», сиречь менее массовых жанрах — например, в литературе. А лучше в драматургии. И вот заказана пьеса «Батум», и кому? Художнику идеологически сомнительному, но зато мощному, да еще и автору любимой пьесы «Дни Турбиных», которую вождь смотрел несколько раз, — Булгакову. И опять ничего не получилось. Вождь вышел у Булгакова слишком живым и человечным. Да и слишком, скажем так, простым. Не было в нем никакой запредельности, метафизичности — а требуется именно это. Требуется своего рода мистерия. Но реалистическая, ибо все, что не является реализмом, есть формализм. И поставь в 1937-м Эйзенштейн своего уже канонизированного «Броненосца», фильм немедленно был бы запрещен, и именно за формализм.
Вот, кстати, кто и должен взяться за разработку великой темы — Эйзенштейн. Конечно, он! Уже придавленный, примятый, многажды битый, но исправившийся «Александром Невским». Послушный. Но талант сохранивший. А самое главное — как художник настроенный именно на некую торжественность, мистериальность, феерию.
Отдадим должное Сталину: в 30-е он в искусстве еще разбирается. Сказываются относительно интеллигентское семинарское образование, природный ум и хватка, а также непосредственная близость если не к искусству, то к творчеству — как известно, вождь был пиитом и баловался стишками. Одна песня на его юношеское стихотворение даже регулярно звучит по радио и является всеми любимой. Это «Сулико», текст которой по заданию вождя был переведен на русский язык огромным коллективом московского литературного института, а сама песня исполняется под псевдонимом «грузинской народной».