«Дилетант», 2012 № 1

Неважно, кого вы будете из себя воспитывать: Рахметова, Кирсанова или даже Рас-кольникова (Раскольников-то как раз в самовоспитании не нуждается, в нем слишком много человеческого и он мало склонен к работе над собой). Важно, что в процессе этой работы вы действительно станете человеком, и тогда вам не нужно будет убивать старуху, дабы убедиться в своей «особости». Читайте, таскайте баржу, медитируйте, левитируйте, изучайте любой вопрос, занимайтесь благотворительностью, сосредоточенно качайтесь — и вы станете тем, кто виделся Чернышевскому в роли сверхчеловека: самостоятельно мыслящей, сильной, умной личностью, которую нельзя нагнуть. Тот, кто работает, — и прежде всего тот, кто обрабатывает самый трудный материал, а именно собственную душу и плоть — обязательно будет приличным человеком, это главный закон бытия. Чернышевский так воспитал себя — и получился, как видим, не нигилист, а герой, мученик и неплохой писатель.

Этот его ответ нам сегодня очень хорошо бы помнить. Помню студенческую шутку времен моей юности: второй том романа Чернышевского «Что делать?» — «Заголя жопу бегать» — не был напечатан в России по цензурным соображениям. Но сейчас я думаю, что в этой шутке была, как обычно, доля истины. Если очень долго и целенаправленно заголя жопу бегать, обязательно куда-нибудь прибежишь.

5

Циклический характер русской истории замечен не мной, однако я люблю об этом поговорить больше других, поскольку набрел, кажется, на любопытные закономерности. Поскольку русская пьеса играется в разных декорациях, но с одним и тем же набором персонажей, очень любопытно бывает проанализировать персонажей именно с точки зрения этой типизации. Ну, например: какой русский писатель болезненно интересовался славянским и еврейским вопросом, отсидел и написал об этом одну из главных своих книг, был открыт певцом горя народного, поэтом-гражданином, издававшим самый прогрессивный журнал своего времени? Правильно, Солженицын и есть инкарнация Достоевского, и напрасно мы ищем в его текстах то, чего там нет: он не указатель путей, не вождь, не проповедник — он создатель полемических текстов, полифонических романов, где никто не прав до конца. Или еще поиграем: вот есть у нас Вышинский, полуполяк — то есть наполовину принадлежит к нации, которая долго и упорно враждовала с русскими. Он пес режима, поскольку замаливает грех меньшевизма. Он франт, циник, с особой жестокостью преследующий тех, кто сделал для советской власти куда больше, чем он. Он теоретик, в некотором смысле даже идеолог. Кто это у нас сегодня? Ну, ну, ну, горячо…

Так вот, сыграем еще раз в эту игру, которую так любят мои школьники и студенты. Кто у нас, подобно Чернышевскому, начинал с публикаций в критическом отделе самого прогрессивного журнала? Кто болезненно любил отца, кто женился на легкомысленной красавице, по которой все его друзья с ума сходили? Кто особенно интересовался проблемами эстетики? Печатался за границей и за это в разгар оттепели, как и Чернышевский, получил семь лет каторги? Кто был сдержан, тих, носил очки — но имел репутацию храбреца и циника? Кто всю жизнь вызывал иррациональную, непостижимую ненависть врагов — и обожание немногочисленных, но верных друзей? Кто был духовным вождем русского диссидентства и личным врагом большей части диссидентов? Кто написал автобиографический роман — только роман Чернышевского называется «Пролог», а книга, завершающая русское инакомыслие, называется «Спокойной ночи»?

Да Синявский, конечно. Чернышевский нашего времени, создатель нового типа человека — героя, который больше всего озабочен не этикой, а эстетикой. Тем, как человек думает, пишет и выглядит. Этого ему и не могут простить.

Я знаю, что Синявский был циником и, пожалуй, снобом. Но знаю и то, что он был героем, первым нераскаявшимся политическим заключенным, автором гениальной, небывалой прозы и пророческих статей. И я знаю, что если вести себя, говорить и думать, как Синявский, шанс сохранить достоинство и победить идиотов гораздо выше, чем если ты ходишь в стаде несогласных. Синявский сделал себя, как Чернышевский, — и победил, потому что главной его работой была работа над собой.

Вот интересно: доживи Чернышевский до января 1918 года, подписал бы он протест против разгона Учредительного собрания?

Наверняка подписал бы. Вместе с заклятым врагом Достоевским, доживи и он до того дня.

Мария Голубкина о Шарле де Голле и прочих французах