Дилетанты

- А если конкретнее, - сказал я. - Чего тебе надоело?

- Я серьезно, - продолжала она. - К черту честь школы и все такое прочее. Я умываю руки. Они выбрали на эту роль не ту актрису. Я сделаю все, что они потребуют, ради теплого одеяла и сытного обеда. Даже если мне придется рассказать все, что я знаю. В том числе и о тебе.

Именно это, собственно, я и ожидал услышать от нее, если она работала на Хольца. Я еще раз напомнил себе, что она уже показала себя прекрасной актрисой, и не следует придавать большого значения ее словам и слезам. И все же я почувствовал новые интонации. Слишком многое противоречило сценической задаче. Уверенность, что она связана с Хольцем, посетившая меня сегодня утром в Бивер-Крике, несколько угасла.

Впрочем, я не видел особой разницы в том, проговорится ли она сейчас из слабости или уже сдала меня Хольцу, потому как работала с ним или на него. Так или иначе, этот человек скоро узнает, если уже не узнал самое главное: как меня зовут. Самое обидное заключалось в том, что я снабдил ее этой информацией как раз тогда, когда это было вовсе не обязательно.

Правда, пока Хольц не дал понять, что расшифровал меня, но это могло быть лишь элементом той игры в кошки-мышки, которую они так обожают. Я не сомневался, что он имел доступ к архивам, где хранились досье на меня. Узнав мое имя, он установит необходимое соответствие, если уже этого не сделал. Зная, на кого я работаю, он быстро поймет, с какой целью я здесь оказался.

- Эй ты, встань! - услышал я голос. Это Джек сунул голову в палатку, и обращался он ко мне.

- С удовольствием, если ты объяснишь мне, как это сделать.

Он опустился на колени, развязал мне ноги.

- Ладно, иди вперед, и без глупостей. В большой палатке, куда он меня отвел, было тепло и уютно. В железной печке горел огонь. Пожилой индеец что-то стряпал, и я вспомнил, что с раннего утра ничего не ел. В центре стоял стол - доски, положенные на козлы. Вместо стульев стояли чурбачки - кругляши от толстого бревна. Джек толкнул ногой один из таких чурбаков к столу и усадил меня на него, приложив излишние усилия.

Мне он сильно не нравился, хотя следовало признать, что, несмотря на пухлость, он был не слабак. Кроме того, он уже не выглядел таким рыхлым в простой грубой одежде, которая заменила его псевдогородской наряд. Похоже, он вовсе не страдал от тучности, а просто уродился таким вот шариком.

Хольц сидел напротив, через стол, на другом таком же чурбаке. Перед ним на столе расположились экспонаты: "магнум" 0.357 Нистрома с кобурой, охотничий нож, приобретенный мной в Принс-Ру перге, два черных ошейника. Было там и кое-что еще: винтовка с телескопическим прицелом, и коробка семимиллиметровых реминггоновских патронов "магнум". Теперь все у нас называется "магнум" - и винтовки, и пистолеты, и револьверы.

- Итак, мистер Нистром? - спросил Хольц.

- Это вопрос? - отозвался я. - Если так, то, пожалуйста, изложите его иными словами, и я подумаю, отвечать или нет.

Джек двинул мне по голове кулаком, и я слетел с бревна. Я кое-как попытался сесть, но это далось мне с трудом, потому как руки у меня были связаны. Джек снова с силой усадил меня на "стул".

- Не надо так разговаривать с мистером Вудом, - сказал Джек в назидание.

Я молчал, тогда заговорил Хольц:

- Один ошейник мы взяли у собаки, второй у ребят из фургона. Как вы, наверное, и сами знаете, они не имеют никакой ценности. Где настоящий ошейник?

- Не знаю, - сказал я, после чего Джек снова двинул меня кулаком, и мы повторили предыдущий ритуал слетания со стула и усаживаний на него.

Когда я снова сел на стул, я повторил:

- Я правда не знаю.

Джек снова занес свой кулак, но Хольц жестом остановил его.

- Все, Джек, - сказал он.

- Но, мистер Вуд...

- Я сказал, хватит. Иди.

Джек неохотно вышел из палатки. Индеец продолжал возиться у печки, не обращая на нас никакого внимания. Я смотрел на Хольца, напоминая себе, что он убил немало людей и среди них моего коллегу Кингстона. Впрочем, я не пылал к Кингстону особенной любовью, чтобы это что-то сильно меняло. Гладкие черные волосы и усики Кольца сейчас казались особенно фальшивыми. Скорее всего, это вполне его устраивало. Смысл грима в том, чтобы Хольца нельзя было узнать потом.

Стоит сбрить две черные полоски над верхней губой, смыть краску с волос, выбросить дурацкие золотые очки школьного учителя - и никто, видевший его на Аляске, потом ни за что не узнает Хольца в его естественном облике. У него была белая грубая пористая кожа, как у многих выходцев из Восточной Европы. Глаза у него были серые, пристально вглядывавшиеся в меня. Внезапно он коротко хохотнул.

- Вы довольны, мистер Нистром?

- Доволен? Чем?