Левой рукой она взяла карандаш и осторожно приладила его между трех пальцев правой руки, он показался ей чем-то совершенно чужим, незнакомым,
написала и остановилась, это вытекло само из ее пальцев, без малейшего усилия — как секрет, этот секрет соткался в тонкую нить, а нить перешла в кривые линии, овалы, крюки,
возник в ее голове какой-то стих, но она не вспомнила, откуда он,
а нить проползла вверх по халату, шмыгнула в ложбинку груди, разделилась на две, и каждая пошла своим путем, одна — к голове, где смешалась с волосами и обмоталась вокруг ушей, другая поползла по животу и вытекла между бедер… Анастасия невольно вздрогнула от этого такого приятного зуда, отозвавшегося во всех точках ее тела,
— Арахна, — прошептал чей-то голос ей в ухо, теплый и нежный, почти соблазнительный, так что Анастасия не испугалась, напряжение утекло из тонких фибр ее нервов, и ему на смену пришла ясная пустота, она даже улыбнулась и начала махать руками, словно желая освободиться от невидимой сети, которая сдерживала ее, воздух пришел в движение, крыло ангела над окном слегка шевельнулось…
— Нет, доктор, уже нет. Без алиби.
Она услышала себя или лишь подумала об этом, просто в это непроклюнувшееся утро ее мысли были рельефны и звучны, как будто кто-то произносил их вслух. Она закрыла тетрадь, захлопнув, скрыв внутри все слова, потом спрятала и тетрадь среди книг на полке и внезапно осознала — как тихо… тишина такая плотная, что ее можно было бы спутать с одиночеством…
прислушалась, повернувшись к стенке Ханны, ничего — тишина. Почувствовала, как холод ползет по полу, ноги замерзли, дождь барабанит по стеклу, и так безнадежно мрачно снаружи, и так спокойно тихо внутри…