Читаем Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море полностью

Когда мы с ней гуляем, мы разговариваем мало, так, отрывистые слова, вместо них я предпочитаю безмолвно следить за рукой Ханны, которая мне что-то показывает: суденышко с пробитым дном, покосившееся набок, выброшенный на берег пень, фляжка, принесенная морем, морская пена, бакланы, рассевшиеся на волнах, стайки мелких рыбешек у самого берега, крохотные горстки из скорлупок рапанов на песке с роем мух над ними, подвижный ручеек воды, с каждой волной устремляющийся от моря к берегу, а потом обратно… на краю залива обычно мы останавливаемся у скал и разглядываем гроты, которые выдолбила вода, в них гнездятся птицы, но издали их не разглядеть. После того утра, когда мы с Ханной вместе пили кофе, она принялась вытаскивать меня из дома, и эти экскурсии-показы доставляют ей истинное удовольствие, она ведь здесь очень давно, да и останется навсегда, так что знает каждую деталь пейзажа и хочет, чтобы и я это видела: ну посмотри — огромный якорь, зарывшийся в песок на мели, лодка, уткнувшаяся носом в фьорд, глубоко врезавшийся в берег, там ближе к вечеру собираются чайки…

Сегодня она всё мне показывает, а завтра я уже и сама увижу это… вечером мы идем по мокрой кромке вдоль моря, и наши ноги оставляют глубокие следы, потому что море каждую ночь выбрасывает на берег водоросли, а потом засыпает их сверху песком, и от этого кромка становится мягкой, неустойчивой… идем и проваливаемся, утопаем по щиколотки, следы за нами тут же заполняются водой… В это время здесь гуляют и другие обитатели санатория, кто-то в одиночку, другие — вдвоем, втроем… мы встречаемся, здороваемся… они тоже вязнут.

Ханна знает всех, но не говорит о них и меня не знакомит, просто здороваемся и проходим мимо.

Когда мы возвращаемся, мы обычно садимся передохнуть на один камень наверху, в скалах, рядом с нашим зданием. Камень — большой, удобный куб, словно специально выделанный кем-то, хотя вообще-то он просто отвалился от скалы, Ханна любит это место, полюбила его и я, оттуда весь залив — как на ладони… перед нашими глазами — всё сразу: и море, и небо, и солнце…

— когда пойдет дождь, увидишь, здесь появляется огромная радуга, она обнимает весь залив, и человек, сидя здесь, оказывается в самом ее центре.

Я не очень поняла, как это человек может быть в центре радуги, но подозреваю, что это чудесно, хотя знать этого не могу, при мне дождя еще не было, но, вероятно, я его дождусь.

IX

Мы с Ханной обедаем за одним столом, ее столом. После того, как в столовой всё опять привели в порядок, я, как обычно, направилась к своему месту, чтобы оказаться в привычной точке наблюдения, но Ханна сразу же подошла и предложила пересесть к ней,

— окончательно, — она так сказала,

мы ведь уже пили кофе на моей террасе, почему бы мне сейчас не пойти за ее стол, и я согласилась.

Я уже знала, что с того места всё выглядит иначе, это ближе к террасе, а значит, и к морю, дальше от входа, но зато точно напротив него, и всегда можно видеть, кто именно входит и выходит… другие диагонали, другие горизонтали, другие взгляды, другие лица. А почему бы и нет? если рядом со мной будет Ханна и наш разговор, такой рваный, все же продолжится. Я лишь спросила, а что скажет дама, которая сидела за этим столом, когда вернется, не покажусь ли я ей слишком нахальной, но Ханна уверила меня, что беспокоиться не о чем. Та женщина вряд ли будет возражать, когда вернется, да и случится это не скоро,

— у нее проблемы с сердцем, ее поместили в больницу, где это лечат, на другой стороне залива, — сказала Ханна, — а оттуда быстро не выходят, так зачем же нам сидеть порознь?

— да, смысла никакого,

и я пересела к ней. Точка обзора и в самом деле совсем другая, но я открывала знакомые лица, к которым уже привыкла, только ракурс стал другим, заметила и новые… В обычные дни столы расставляют прямыми рядами, и пустой стол не бросается в глаза, стоит себе и стоит, незаметно, люди одеты, как всегда, и никто не озирается по сторонам, ведь ждать нечего, но в вазах по обеим сторонам бара по-прежнему много роз… спокойно, уютно, обыкновенные, будничные разговоры, особенно за обедом, когда солнечные лучи разгоняют любые попытки приватных откровений на важные темы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый болгарский роман

Олени
Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне <…> знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой. «"Такова жизнь, парень. Будь сильным!"», — отвечает ему старик Йордан. Легко сказать, но как?.. У безымянного героя романа «Олени», с такой ошеломительной обостренностью ощущающего хрупкость красоты и красоту хрупкости, — не получилось.

Светлозар Игов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза