Читаем Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море полностью

его волосы тоже торчком, а на шее изумительное пятно, мозоль от прикосновения скрипки, нет, оно очень большое, изумительно большое — у других скрипачей такого пятна нет… а он удивился и посмотрел на меня — какое пятно — большое пятно, красное, ну вот, он поднял скрипку и прижал ее точно к этому месту на шее… и ля-а-а… какой-то дед сердито смотрит в мою сторону, услышал, что мы шепчемся, тишина… оркестр настраивается под него, полная тишина, и в этот момент какие-то запоздавшие кретины, ну нельзя же так… теперь нам придется вставать, чтобы пропустить их на свободные места слева, а первая нота уже прозвучала, изумительно… женщина рядом со мной, ее свитер из верблюжьей шерсти пахнет как-то странно, очень странно — костром, нет, дровами, а кто сейчас пользуется дровами, точно, это запах вазы, которая разбилась, а вода из нее пролилась на плиту и зашипела… но это было давно, еще в деревне, а здесь дров нет, и я не знаю, изумительно ли звучит эта нота, я ее почти не услышала, те двое отвлекли меня, но я подготовилась к изумлению — вкусом Гараша и сухого мартини во рту, он действительно заказал его, и, пока мы ждали свой заказ, я рассказывала ему о чем-то и произнесла это слово — «изумительно»… но это вовсе не изумительно, изумительны его руки, я так благодарна за то, что мы сидим в пятом ряду, что все чудесно слышно и можно видеть его руки, лицо, глаза и особенно — пятно, даже сердце щемит от вида этого красного пятна, просто с ума сойти, такое чувство, что не он играет на скрипке, а она, так он естественен, так отзывается на ее звуки, да, его руки прекрасны, говорят, что и скрипка эта необыкновенная, недавно я видела один фильм, какой-то триллер про скрипку, лак для покрытия которой смешали с кровью, там у какого-то мастера по лютням умерла жена, и он сделал скрипку из ее плоти и крови, с тех пор, когда я вижу скрипку… да еще с красным лаком… да, она играет, играет сама, а его будто и нет, исчез, и это, конечно, ее абсолютное достоинство, ведь мужчины с таким трудом исчезают, они не умеют этого делать, я просто беру его за руку, потому что любое чувство нужно разделить с кем-нибудь, а он утверждает, что уже не понимает музыку, что все ему опротивело после того конкурса, когда у него лопнула струна, а чтобы понимать, нужен особый настрой, чувство, любовь какая-то особая, не знаю, я не верю ему, возможно, он притворяется, переигрывает, сейчас вот он же явно увлечен, он любит этот концерт, его обожаемый Мендельсон, наверняка он влюблен и в эту скрипку, он играл на такой, пусть и недолго, почти такой же, но, естественно, другой, он совсем притих, а женщина рядом, от которой пахнет костром, как-то подозрительно вздрагивает под своим свитером, и еще сильнее пахнет дымом, словно и ее изумляют эти руки, изумительные, как кровавая скрипка, но это не она, наверное, такой вообще не существует и тот триллер — выдумка, как и все, что про любовь, все, кроме музыки, ведь она сама — любовь, хотя он вряд ли согласится с этим, у него свои представления, и может быть, он прав, потому что я ничего не понимаю в музыке, только слушаю ее, я только рядом с ним, но уже начала разбираться в том, что такое флажолет или пиццикато, правда, никогда не уверена до конца в этом, а та скрипка, из триллера, была несчастливая, она приносила несчастье, потому что была пропитана кровью любви… любви? Да, любви… вот, наконец-то я вспомнила это слово, и пока мы ждали свой заказ с сухим мартини, которое, как он сказал, очень «подходит» к торту Гараш, я рассказала ему об анкете — исследовании, которое мы проводили и по результатам которого любовь сегодня занимает семнадцатое место! Семнадцатое! А еще лет через десять это будет наверняка шестьдесят седьмое, хотя нет, столько ценностей просто не бывает… а музыка…

она изумительна, сейчас пауза и нельзя хлопать между частями, так он сказал, но не все это знают или не могут сдержать свое изумление и аплодируют, сзади раздается — «невежи», я смотрю краешком глаза — а, тот старик, с пятном, тоже скрипач — и вторая часть началась, вторые части всегда почему-то грустные, медленные, они немного скучнее первых, но вообще-то приятно, приятно и нежно, если вдуматься, а под музыку вообще хорошо думается, и правда изумительно, что любовь на семнадцатом месте, после денег и успеха, после детей… нет, нет… это не связано, а ведь когда-то было совсем иначе, но он сказал — для женщин — да, для женщин когда-то любовь была на первом месте, это было томление… как музыка…

… томление какое-то…

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый болгарский роман

Олени
Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне <…> знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой. «"Такова жизнь, парень. Будь сильным!"», — отвечает ему старик Йордан. Легко сказать, но как?.. У безымянного героя романа «Олени», с такой ошеломительной обостренностью ощущающего хрупкость красоты и красоту хрупкости, — не получилось.

Светлозар Игов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза