Дилогия об изгоняющем дьявола

Ее заметили ярдах в пятидесяти от сторожки. Она стояла на берегу пересохшего канала «Си-энд-Оу». Канал этот нынче не судоходен, а случались времена, когда по нему плавали баржи, запряженные лошадьми, и перевозили пассажиров на расстояние в пятьдесят миль. Сейчас же его использовали для своих ежедневных моционов местные жители — любители утренних пробежек трусцой. Старушке на вид было лет семьдесят, а то и больше. Ее подобрала поисковая бригада. Старая жешцина дрожала как осиновый лист; нелепо подбоченившись, она испуганно озиралась по сторонам, чуть не плача, словно потерялась и не знала, куда теперь идти. Она не отвечала на вопросы. Очевидно, старушка была либо чем-то потрясена, либо находилась просто в старческом маразме. Никто так и не смог выдвинуть мало-мальски толковое предположение, что могла здесь делать старая женщина в столь ранний час. Ни одного жилого дома поблизости. Старушка была одета в хлопчатобумажную пижаму в мелкий цветочек, голубой шерстяной халат с поясом и бледно-розовые домашние тапочки. А на улице стоял холод.

Подошел Стедман.

— Вы уже закончили с телом, лейтенант?

Киндерман взглянул вниз, на запятнанную кровью простыню.

— По Томасу Кинтри рке все выяснили? — осведомился он.

До него опять донеслись всхлипывания. Киндерман покачал головой.

— Аткинс, отведи миссис Кинтри домой,— попросил он и глубоко вздохнул.— И прихвати медсестру. Пусть она подежурит у нее весь день сегодня. Я сам оплачу ей сверхурочные, не беспокойся. Отвези ее домой.

Аткинс хотел было что-то сказать, но Киндерман продолжал:

— Ах да, я помню. Старушка. Я сейчас как раз иду к ней.

Аткинсу ничего не оставалось, кроме как выполнить просьбу Киндермана. А тот, тяжело опустившись на одно колено, чуть не застонал от напряжения.

— Прости меня, Томас Кинтри,— еле слышно пробормотал следователь, а затем, бережно приподняв краешек простыни, вновь осмотрел руки, ноги и грудь мальчонки.

«Какой же тоненький и хрупкий, точь-в-точь крошечный воробушек»,— подумал Киндерман.

Томас был сиротой и переболел пеллагрой^[23]. Лойс Кинтри усыновила мальчика, когда тому исполнилось три годика. У Томаса началась новая жизнь. А теперь она оборвалась. Мальчика распяли, прибив запястья и щиколотки к двум веслам, сколоченным в виде креста. И такими же трехдюймовыми болванками раскроили ему голову: сначала размозжили череп, а потом вбили их в мозг. Кровь извилистыми струйками стекала около глаз, все еще раскрытых и отражавших последний в жизни мальчика ужас. Открытый рот его застыл в беззвучном вопле, в диком немом крике от невыносимой боли и кошмара.

Киндерман внимательно осмотрел порезы на левой ладони Кинтри. Да, действительно, они смахивали на символ Близнецов. Затем следователь взглянул на другую руку мальчика и обнаружил, что на ней не хватает указательного пальца. Его отрезали. Киндерман почувствовал вдруг, как по спине пробежали мурашки.

Он осторожно опустил простыню и с трудом поднялся. Киндерман не мог отвести взгляд от этого тела и вдруг ощутил в душе непреклонную решимость. «Я найду твоего убийцу, Томас Кинтри»,— мысленно пообещал, он.

Даже если это преступление совершил сам Господь Бог.

— Ну хорошо, Стедман, действуй,— сказал он вслух.— Бери тело и исчезни наконец с глаз моих долой. От тебя за версту несет формалином и смертью.

Стедман направился к «скорой помощи».

— Хотя нет, подожди еще чуток,— вслед ему прокричал Киндерман.

Стедман обернулся.

Следователь подошел к нему вплотную и тихо пояснил:

— Погоди, пусть сначала уйдет его мать.

Стедман кивнул.

К пристани пришвартовывалась драга. Тотчас с нее спрыгнул полицейский сержант в черной кожаной куртке на меху и подошел к Киндерману. В руках он нес какой-то предмет, завернутый в тряпку. Сержант собрался было заговорить, но Киндерман жестом остановил его.

Сержант непонимающе уставился на следователя, а затем проследил за его взглядом. Киндерман смотрел туда, где Аткинс беседовал с медсестрой и миссис Кинтри. Вот миссис Кинтри кивнула, и обе женщины встали. Киндерман отвел глаза, когда заметил, как мать на мгновение задержала взгляд на прикрытом холстом теле своего сына. Подождав немного, следователь спросил:

— Ну как, они уже ушли?

— Да, садятся в машину,— сообщил Стедман.

— Хорошо.— Киндерман повернулся к полицейскому.— Ну, сержант, валяйте, показывайте.

Сержант молча развернул коричневую ткань и показал то, что в ней находилось: деревянный молоток для отбивания мяса. Сержант держал его очень осторожно, чтобы случайно не коснуться пальцами.

Киндерман взглянул на молоток и объявил:

— У моей жены почти такой же. Для шницелей. Только чуть поменьше.

— Таким пользуются в ресторанах,— заметил Стедман.— Или в столовых на предприятиях. Я сам видел такие на кухне в армии.

Киндерман поднял глаза.

— И такой штуковиной можно все это проделать?

Стедман кивнул.

— Пусть его возьмет Делира,— проинструктировал сержанта Киндерман,-— А я пойду взгляну на старушку.