Дин Рид: трагедия красного ковбоя

Дин давал свои концерты в большом зале новосибирского Театра оперы и балета. Специально для Дина в нем было сделано новшество: через оркестровую яму был перекинут помост, чтобы певец мог не только ходить по нему, но и спускаться вниз, в зал, и петь свои шлягеры вплотную перед зрителями. А иногда и вместе с ними, как это было во время исполнения песни «Пусть всегда будет солнце!». Вообще свой концерт Дин построил на чередовании ритмичных песен и медленных. Так, первое отделение Дин начинал с одной из самых своих любимых песен, которая была также хорошо известна советским слушателям – «Элизабет» (ее премьера состоялась еще в новогоднем «Голубом огоньке» 1 января 1967 года). Затем Дин исполнял еще одну свою любимую песню, которая появилась в его репертуаре буквально накануне этих гастролей, – лирический шлягер Шарля Азнавура и Крэтцмера «Вчера, когда я был молодым». Причем с этой песней случилась поразительная вещь: в устах Дина она звучала гораздо интереснее, душевнее, чем в интерпретации ее автора, Шарля Азнавура. В результате это приведет к тому, что именно эта песня станет визитной карточкой Дина Рида на долгие годы.

Второе отделение состояло в основном из песен так называемого гражданского содержания. И сценический наряд Дина уже выглядел иначе: вместо экстравагантных и ярких костюмов он облачался в рубашку апаш и полосатые спортивного типа брюки. И пел «То, что я видел» (о бедняках), «Мы сказали: „Хватит!“ (о борьбе за мир), „Венсеремос“ (песня чилийских коммунистов) и т. д. Последние четыре песни Дин пел, аккомпанируя себе на гитаре: „Белла, чао“ (песня итальянских партизан), „Сельский паренек“ (кантри-песня, рожденная в родных местах Дина в Колорадо), „Джерико“ (негритянская песня) и „Пусть всегда будет солнце!“.

После Новосибирска Дин дал несколько концертов во Владивостоке. И 21 сентября вернулся в Москву, чтобы концертами в столице завершить свое турне. Здесь ему должны были аккомпанировать музыканты, которых он хорошо знал – оркестр Театра эстрады под управлением Олега Шимановского, с которым Дин уже выступал во время гастролей в 1966 году. Поэтому, когда он пришел на первую репетицию, первое, что сделал, крепко обнял каждого из музыкантов. И только после этого началась репетиция. Дин скинул свой полосатый пиджак и встал перед оркестром. Репетировал он импульсивно, темпераментно. Он то громко выкрикивал слова, то произносил их чуть тише, а иной раз и вовсе бормотал их себе под нос. Потом просил начать песню снова и в новом варианте уже пел все произведение до конца, четко выговаривая каждое слово. Так ему было легче приноровиться к ритму. Поминутно Дин делал пометки карандашом в нотах, пританцовывал в такт музыке. Так длилось в течение нескольких часов. На следующий день все повторилось сначала.

Но объявленные на 25–26 сентября концерты пришлось переносить. Дело в том, что накануне первого выступления Дин внезапно почувствовал недомогание, которое явилось следствием его напряженного гастрольного графика. В итоге два концерта в самом вместительном столичном зале – во Дворце спорта в Лужниках, где вмещалось более 14 тысяч зрителей (с местами в партере), Дин дал чуть позже – 29–30 сентября. Зал был набит битком, причем публика была разная: в партере сидела элита в лице известных политиков, общественных деятелей, дипломатов, артистов, а на трибунах восседал простой люд. Были и друзья Дина, включая все семейство Купцовых.

Одна из очевидцев тех концертов – Флора Бурова – вспоминает: «Осенью 1971 года я, счастливая обладательница билета на концерт Дина Рида, направлялась к концертному залу. Американский певец, борец за мир, был уже хорошо известен в нашей стране, а молодежь разделилась на поклонников Рафаэля и поклонников Дина Рида.

Неожиданно я увидела его самого. Улыбаясь, он подошел почему-то ко мне и сказал по-русски: «Здравствуйте. Как дела?» Обалдевшая, я пролепетала, что иду, мол, на его концерт. Дин очень обрадовался. И я решила, что он меня с кем-то спутал. Но очень скоро мы встретились у Екатерины Васильевны Шевелевой – журналистки, поэта и его «русской мамы», как певец называл ее. Увидев меня, Дин засмеялся и сказал: «Ну вот, я же не случайно с тобой познакомился». Он много рассказывал, пел, шутил, а Екатерина Васильевна, сдерживая улыбку, сердилась: «Дин, да ешь ты в конце-то концов! Хватит болтать!» И – несколько кусочков осетрины ему на тарелку. Дин аж подскочил: «Нет! Только не рыбу!»

В эти же дни с тем же оркестром Олега Шимановского и вокальным квартетом «Улыбка» Дин записал свой первый в Советском Союзе «живой» диск-гигант на студии грамзаписи «Мелодия». Предыдущий советский «лонг-плэй» Дина был полностью скомпонован из его архивных записей. И вот теперь дошла очередь до «живой» записи. Для «Мелодии» это было самым удобным способом: поскольку специальных денежных средств для вызова зарубежных музыкантов на записи у студии не было, она использовала именно гастрольное время.