Динамика бессознательного

[146] Поэтому на практике аналитик с надлежащей подготовкой выступает для пациента «проводником» трансцендентной функции, то есть помогает пациенту объединить сознание и бессознательное и тем самым обрести новую установку. В этой задаче аналитика состоит одно из многих важных значений психологического переноса. Посредством переноса пациент как бы цепляется за человека, который внушает ему надежду на обновление установки; в переносе он ищет желаемых перемен, которые для него жизненно важны, пусть даже сам этого не осознает. Иными словами, для пациента аналитик является незаменимой фигурой, совершенно необходимой для продолжения жизни. Сколь инфантильной ни казалась бы эта зависимость, она выражает чрезвычайно важную потребность, которая, если ее не удовлетворить, нередко чревата жгучей ненавистью к аналитику. Потому необходимо понимать, на что в действительности направлена эта потребность, скрытая в переносе; но налицо склонность воспринимать ее исключительно редукционистски, подобно инфантильным эротическим фантазиям. Таким образом, мы начинаем толковать буквально этакие фантазии, обычно относящиеся к родителям, словно пациент, или скорее его бессознательное, по-прежнему питает какие-то ожидания, аналогичные ожиданиям ребенка, который привык во всем полагаться на родителей. Внешне это та же надежда ребенка на помощь и защиту со стороны родителей, но ведь ребенок успел стать взрослым, а то, что нормально для ребенка, для взрослого неприемлемо. Перед нами метафорически переосмысленное и неосознанно ощущаемое стремление воззвать о помощи в кризисной ситуации. С исторической точки зрения правильно объяснять эротический характер переноса в категориях инфантильного эроса. Но таким способом нельзя понять смысл и цель переноса, а интерпретация последнего как инфантильной сексуальной фантазии уводит от сути проблемы. Понимание переноса следует искать не в исторических прецедентах, а в его цели. Одностороннее редуктивное объяснение становится в конце концов малосущественным, в особенности если оно не вносит ничего нового, за исключением растущего сопротивления со стороны пациента. Скука, порождаемая подобным анализом, является просто-напросто отражением монотонности и нищеты идей – но не бессознательного, как порой предполагают, а аналитика, который не понимает, что упомянутые фантазии нельзя толковать ни буквально, ни редуктивно, что их нужно интерпретировать конструктивно. Когда такое осознание приходит, застой в лечении зачастую преодолевается одним рывком.

[147] Конструктивное обращение к бессознательному, то есть выяснение смысла и цели, прокладывает путь озарениям пациента в процесс, который я называю трансцендентной функцией.

[148] Здесь, пожалуй, будет нелишним сказать несколько слов по поводу часто выдвигаемого возражения, будто конструктивный метод фактически сводится к «внушению». Но наш метод основан на оценке символа (то есть фантазии или образа из сновидения), то есть речь идет не о семиотической оценке знака, выражающего элементарные инстинктивные процессы, а о символической оценке, в подлинном смысле этого слова, когда под словом «символ» понимается наилучшее из всех возможных выражений какого-то сложного факта, еще не до конца воспринятого сознанием. Посредством редуктивного анализа мы лишь приходим к более четкому представлению о составных элементах этого факта; я не отрицаю пользы углубленного познания этих элементов, однако тем самым мы благополучно забываем о цели. Поэтому разложение символа на составные части на этой стадии анализа будет ошибкой. Впрочем, исходно этот метод проработки комплексного значения символа ничем не отличается от редукционного анализа. Извлекаются ассоциации пациента, и они, как правило, достаточно обильны для того, чтобы обратиться к синтетическому методу. Происходит переоценка ассоциаций, уже не семиотическая, а символическая. Мы должны задаться следующим вопросом: каково значение индивидуальных ассоциаций А, Б и В, когда они рассматриваются в совокупности с проявившимся содержанием сновидений?

[149] Незамужней пациентке приснилось, что кто-то дал ей чудесный, богато украшенный древний меч, выкопанный из кургана.

Ассоциации пациентки:

Кортик ее отца, который отец однажды обнажил перед нею и который сверкнул на солнце. Тогда это произвело на нее большое впечатление. Ее отец был во всех отношениях энергичным и волевым человеком с переменчивым характером, охочим до любовных приключений. Кельтский бронзовый меч: пациентка гордится своим кельтским происхождением. Кельты были темпераментными, увлеченными, страстными натурами. Орнамент выглядит загадочно, налицо древняя мудрость, древние цивилизации, наследие человечества, извлеченное на свет из могилы.