[312] Прежде чем заняться поисками такого доказательства, я хотел бы, ради полноты изложения, сделать еще несколько замечаний по поводу сна о змее. Складывается впечатление, будто гипотетический глубинный слой бессознательного – то есть коллективное бессознательное, как я буду теперь его называть, – перевел личный опыт пациента в отношениях с женщинами в сновидение о змеином укусе и тем самым превратил его в общий мифологический мотив. Причина – вернее, цель – этого перевода на первый взгляд выглядит не совсем понятной. Но если вспомнить фундаментальный принцип, гласящий, что симптоматика болезни одновременно есть естественная попытка исцеления (боль в области сердца, например, обозначает стремление вызвать эмоциональный всплеск), то и пяточный симптом надлежит рассматривать как своего рода попытку излечения. Из сновидения следует, что не только недавние разочарования в любви, но все более ранние разочарования, скажем, в школьные годы пациента, обретают посредством этого симптома признаки мифологического события, как если бы это могло каким-то образом помочь пациенту.
[313] Все сказанное выше, наверное, может показаться совершенно неправдоподобным. Но древнеегипетские жрецы-целители, начитывавшие гимн змее-Исиде против змеиного укуса, вовсе не воспринимали эту теорию как невероятную; не они одни, но и весь мир верил, как до сих пор верят первобытные народы, в магию по аналогии – или в «симпатическую магию»
[314] Здесь мы имеем дело с психологическим явлением, лежащим в основе магии по аналогии. Не следует видеть в этом древнее суеверие, которое мы давно переросли. Если внимательно перечитать латинский текст мессы, то глаз будет постоянно наталкиваться на знаменитое слово
[315] Рационалист, возможно, посмеется над этим. Но что-то откликается у нас глубоко в душе, и это верно для миллионов мужчин и женщин христианской веры, пусть мы сами говорим разве что о чувстве прекрасного. То, что отзывается в нас, и есть та отдаленная основа, те «незапамятные» структуры человеческого разума, которые мы не приобрели недавно, а унаследовали из мутной глубины столетий.
[316] При условии, что такое надындивидуальное психическое существует, все, что переводится на язык его зримых образов, деперсонализируется, а если оно снова становится осознанным, то воспринимается
[317] Впрочем, относительно фактического существования этой надындивидуальной психической деятельности я до сих пор не привел доводов, которые удовлетворяли бы всем требованиям. Теперь я попытаюсь это сделать, причем снова при помощи примера из практики. Пациент – мужчина тридцати лет, страдавший параноидной формой шизофрении. Он заболел в возрасте двадцати с небольшим лет. В его характере причудливо сочетались интеллект, упрямство и приверженность фантазиям. Служил он рядовым секретарем в одном консульстве. Видимо, желая восполнить свое предельно скромное существование, этот человек, одержимый мегаломанией, считал себя Спасителем. Он страдал частыми галлюцинациями и порою пребывал в состоянии сильного возбуждения. В периоды спокойствия ему разрешали без присмотра прогуливаться по больничному коридору. Однажды я застал его в коридоре, когда он смотрел из окна на солнце, щурился и как-то странно двигал головой из стороны в сторону. Он взял меня под руку и сказал, что хочет мне кое-что показать: мол, я должен посмотреть на солнце с закрытыми глазами, и тогда увижу солнечный фаллос. Если я буду двигать головой, солнечный фаллос тоже станет перемещаться, порождая ветер.