Возражая антисциентистам, надо отметить, что их нападки не способны подорвать рациональную почву научного познания. Дело заключается в том, что критерии научной рациональности применяются в определенной совокупности, системе, которая представляет собой не что иное, как некоторый образец, идеал, стандарт правильного научного познания, ведущего к истине. Эти критерии, или гносеологический идеал науки, вырабатываются на основе практики исследования и осмысливаются в ходе философского обоснования. Так, практика и история научного познания показали ограниченность неопозитивистской программы создания рафинированной науки, удовлетворяющей, по их мнению, абсолютным, выраженным языком математической логики и годным для всех времен и всех наук критериям, которые фиксировали на самом деле один из возможных, а именно эмпиристский идеал научности.
По существу, практика и история научного познания показывают, что в принципе невозможно сформулировать один универсальный и формализованный идеал, критерий научности. Их формулировка уточняется и обогащается вместе с развитием науки.
Однако, относительность, изменчивость идеалов научности не может служить доказательством для вывода о безусловном релятивизме научного знания. В частности, сомнителен так называемый методологический анархизм П. Фейерабенда, уравнивающий в правах науку и другие виды деятельности, в том числе с такими, например, как паранаука или мифология. Отрицая догматические, как он считает, представления о научном методе, якобы принуждающем ученых к единообразию поведения и мысли, П. Фейерабенд стирает всякие грани между наукой и другими формами познания и деятельности. По его мнению, научное познание должно быть демократическим процессом, допускающим неограниченную пролиферацию, т.е. размножение конкурирующих идей и гипотез. В науке допустимо все; для ее успешного развития необходимо упорство в применении любых, даже заведомо несовместимых с научной традицией, с традиционной научной рациональностью средств, концепций, поскольку не было в истории научной мысли методологических требований, которые не были бы нарушены. Более того, контекст открытия требует использования иррациональных элементов (предрассудков, страстей, самонадеянности, тупого упрямства), противостоящих диктату разума. Тем самым, по Фейерабенду, обеспечивается гибкость науки, которая заключается только в отсутствии какого-либо «научного метода» и, следовательно, в невозможности отграничить науку от других форм жизни.
В противовес П. Фейерабенду, я защищаю позицию, согласно которой требование гибкости в использовании научных средств не может устранить качественную определенность науки и научной рациональности. Вопреки П. Фейерабенду, ученые достаточно легко различают научный подход, науку и псевдонауку, паранауку и т.д. При всей гибкости методологических нормативов остается в целом незыблемым их сущностное ядро, стержень, определяющий именно специфику научного подхода к действительности. Методы, стили, теории, парадигмы меняются, но наука остается наукой. Научная рациональность есть категория, которая устанавливает границы науки и ее соотношение с вненаучными видами деятельности.
Да, идеалы научности относительны, варьируют от науки к науке, исторически развиваются вместе с развитием познавательной деятельности. Я только что говорил, что классический тип рациональности науки нового времени сложился на основе убеждения в строгой однозначности рационального устройства мира. В отличие от этого, современная наука исходит из представлений о фундаментальности вероятностных, случайных характеристик действительности, обосновывая, что наряду с динамическим, однозначным подходом в науке должен фигурировать и вероятностный подход в качестве необходимого инструмента познания этой неопределенности.
На изменение классического идеала рациональности повлияло также возникновение релятивистской и квантовой физики, теории которых как раз учитывают фактор неопределенности. А формирование кибернетики, общей теории систем обусловили системную ориентацию современного научного познания, которая требует исходить из представлений об исследуемом объекте как о сложной системе, из необходимости рассматривать отдельные стороны исследуемого явления в соотнесенности с целым, а саму систему - в оппозиции со средой. Это предполагает, опять-таки, учет неопределенности, присущей знаниям о сложных системах. И расширяет поле использования компьютеров при анализе функционирования и развития таких систем, способствует применению аппроксимирующих методов, пересмотру идеалов точности и строгости научного исследования.