Трудно, подумалось мне тогда, надеяться на то, что мы увидим их вновь. Северный фронт был отрезан от остальной республиканской территории многими сотнями километров земли, захваченной франкистами. Увы, я оказалась права. Вскоре Северный фронт перестал существовать, и нашим разведчикам пришлось выбираться оттуда к своим пешком. Они вернулись в отряд, но нас с Артуром к тому времени в Испании уже не было.
Прозвучал телефонный звонок. Это было странно. Обычно мы не вели по телефону никаких разговоров. Отдельной телефонной линии для войск не было, а телефон был включен в городскую сеть. Таким образом, даже простого предупреждения, когда кто должен прибыть или где находился, телефону не доверяли. Оказалось, что звонит адъютант командира корпуса, занимавшего оборону в районе Гвадалахары.
— Комкор хочет лично поздравить вас всех с успешным выполнением операции и завтра собирается приехать в вашу казарму, — сказала я Хосе и положила трубку.
— С чего бы? — пожал плечами Хосе.
Адъютант сказал, что сведения об этой операции попали в печать. Представляю себе, как будет раздосадован Артур. Он не терпел никакой огласки.
— Я думаю, комкор решил посетить нас не только по поводу газетной статьи. Надо быть начеку.
— Ясно, — согласился Хосе. — Жаль, что Артура нет. Я посмотрю, чтобы в казарме было все в порядке, и выставлю на перекрестке «махальщиков».
— А что случилось с Энрике? Почему он просит отчислить его из отряда?
— Сами не знаем. На днях получил письмо, но нам не показал…
Ответ прозвучал достаточно уклончиво, чтобы не возникли вопросы.
— Допустим, что вы письма не читали, но все-таки в чем дело?
Хосе замялся и немного помолчал, глядя в сторону.
— Его старший брат дезертировал из армии, но Энрике думает, что нам ничего об этом не известно. Наверно, он хочет уйти раньше, чем до нас дойдут слухи…
— Хорошо, что он об этом ничего не говорит. Будем и дальше делать вид, что ничего не знаем. Может быть, паренек успокоится, ведь от Южного фронта до нас целая страна…
— Помолчим, — согласился Хосе. — Где же ему быть в такое время, если не с нами?
На этом и договорились. Полковник приехал около полудня со всей свитой — двумя адъютантами и начальником штаба. Все бойцы были одеты по форме, у дверей стоял караул, который выполнял несколько сложный, на мой взгляд, церемониал встречи. Приняв от Хосе рапорт, полковник просил держаться непринужденно и поделиться с ним впечатлениями. Произошло замешательство, ребята не знали, о какой именно операции написала газета. Оказалось, что это была литературная версия последней операции. Потерь у нас тогда по счастливой случайности не было, а на свою сторону мы привели пленных и захватили оружие. Тут было о чем поговорить, и ребята окружили комкора, рассказывая наперебой, кто что больше помнил. Комкор слушал с доброжелательной улыбкой и поворачивал голову к каждому, кто вступал в беседу. Вдруг я услышала звонкий голос Рафаэля:
— А раненых мы оставили на дороге…
— Кого?
— Раненых фашистов.
Полковник сделал неопределенную гримасу и отвернулся. Кто-то начал говорить о другом эпизоде, но Рафаэль почему-то обязательно хотел досказать о раненых. «Боже! Унеси куда-нибудь хоть на минуту этого Рафаэля», — подумала я с отчаянием и начала протискиваться к нему, чтобы вовремя выключить недогадливого парня из разговора.
— А раненых… — опять начал было Рафаэль, взяв на тон выше, но я успела стукнуть его кулаком в спину. Рафаэль удивленно оглянулся.
— О таких вещах посторонним не говорят, понял?
— Что тут такого? Мы ведь их не обидели и даже отдали бинты для перевязки.
— Никто нас не осудит за то, что мы не доставили их там в госпиталь, и все же об этом не говорят.
Рафаэль пожал плечами, но замолчал. Да, о таких вещах не говорят. В этом все же много жестокости. Но война — дело жестокое, хотя некоторым кажется, что на фронте все просто и никаких проблем. Как мы и подозревали, этим разговором и торжественным посещением дело не кончилось. В казарму пожаловал сам генерал Миаха, командующий Мадридским фронтом. Он тоже приехал со своей свитой на трех автомобилях. Встреча длилась не более получаса, причем часть времени была уделена церемониалу по самым строгим правилам устава. Впрочем, генерал вряд ли оценил красоту манипуляций почетного караула. Он был сугубо штатским человеком. Проводив генерала, полковник тихо спросил:
— У вас, сеньорита, есть какие-нибудь просьбы?
— О, да! Как можно скорее изменить дислокацию нашего отряда.
Комкор понимающе улыбнулся.
— Я прикажу дать вам другое помещение.