Династическая политика императора Константина Великого

Особняком среди церковных историков этого периода стоит арианский автор Филосторгий[51] с его «Церковной историей»[52]. Целиком это сочинение не сохранилось, однако дошло до нас в пересказе Фотия, частично вошло в анонимные византийские сочинения «Жизнь Константина» и «Мученичество святого Артемия», а также словарные статьи в энциклопедии «Суда»[53]. Константину Великому посвящены первые две из двенадцати книг сочинения. Кажется, что изложение было построено по тому же принципу, что и у «ортодоксальных коллег» Филосторгия – в качестве исходной точки автора установление единовластия Константина в 324 году. Однако арианский автор, имея в виду организацию Константином осудившего арианство Никейского собора, отходит от заданного Евсевием идеализированного образа императора и вносит элемент критики[54]. В частности, он единственный из плеяды грекоязычных церковных авторов сообщает об убийстве Константином сына Криспа. Для нас этот момент принципиально важен, так как он ставит вопрос об используемой Филосторгием арианской традиции (до нас не дошедшей).

Подводя итоги, следует сказать, что, несмотря на подробность изложения и документальную насыщенность, сочинения церковных историков не могут служить основным подспорьем для изучения правления Константина, так как в достаточной степени они освещают лишь церковную политику императора (и то с учетом своих конфессиональных предпочтений), чему и подчинено, как правило, изложение всех прочих обстоятельств и подробностей.

– Греческие языческие авторы. Поскольку христианские авторы часто получают упреки в искажении образа Константина и превращении его в «святошу», то в языческих авторах соблазнительно увидеть неких обличителей императора, – как это делает современный исследователь Б. Блекманн[55]. По его мнению, языческие «интеллектуалы» ставили своей целью изобличить Константина как устроителя всякого зла. Не говоря уже о том, что еще до знакомства читателя с этими авторами исследователь уже навешивает на них ярлык, в эту категорию «языческих интеллектуалов» включенными оказались Аврелий Виктор, Евтропий и Псевдо-Аврелий Виктор, а также крупный историк конца IV века Аммиан Марцеллин. В подтверждение своей мысли Блекманн обращает внимание только на критику Константина у этих авторов. Неясным остаются и критерии, по которым авторов следует отнести к языческому лагерю – особенно в контексте вышеупомянутой религиозной индифферентности[56] Аврелия Виктора, Евтропия и Псевдо-Аврелия Виктора. Нам представляется правильным, выделяя отдельную языческую традицию, включать в эту категорию только тех авторов, которые, во-первых, открыто выражают свою языческую позицию и, во-вторых, оценивают религиозную политику Константина с позиции именно языческой. Если первое условие в отношении указанных Б. Блекманном авторов выполняется хотя бы через упоминание ими языческих богов, то второе не выполняется вовсе[57]. По таким признакам нам представляется правильным выделить следующих авторов: Праксагора Афинского, императора Юлиана Отступника, Либания, Евнапия и Зосима. Таким образом, наши авторы очень удачно умещаются в хронологические границы поздней Римской империи (IV–V вв.).

Афинянин Праксагор, автор с широкими интересами, написал жизнеописание Константина в двух книгах[58], дошедшее до нас в пересказе Фотия (IX век). Согласно пересказу, сочинение охватывает хронологический промежуток 305–330 гг., что позволяет предполагать в авторе современника Константина[59]. По мнению Ф. Винкельманна, основание Константинополя Праксагор упоминает «как современник»[60]. Указанный автор считает Константина язычником, – и в этом его заявлении, очевидно, отразился религиозный климат эпохи Константина, характеризующийся веротерпимостью. Все это, в сравнении с позднейшими негативными отзывами языческих авторов, позволяет локализовать время жизни Праксагора в эпохе Константина. Неясны источники Праксагора; передаваемые им сведения вполне укладываются в рамки рассказов латинских историков вроде Евтропия и Аврелия Виктора, что может предполагать использование общего источника или влияние Праксагора на источники указанных авторов. Любопытен анекдот о борьбе Константина с дикими зверями, которую подстроил Галерий, – здесь наш автор обнаруживает связь с Лактанцием (вероятно, через общий источник[61]).