Династическая политика императора Константина Великого

Сугубо историческое направление представлено масштабными работами, в которых Константину уделено место в рамках всемирной (или – в случае с Петром Патрикием – римской) истории. Разумеется, здесь мы имеем дело с компиляциями – это касается и автора Пасхальной хроники, и Феофана, и Иоанна Зонары. Пасхальная хроника, зависимая от Иоанна Малалы, содержит следы использования агиографии и, что немаловажно, законодательных документов, а также римских фаст[78]. Автор сообщает ряд ценных сведений о членах семьи Константина. Обширный материал задействовал и Феофан[79], который в своей «Хронографии» приводит генеалогические таблицы семейства Константина. Большой интерес для нас представляет грандиозная компиляция Иоанна Зонары, византийского чиновника рубежа XI–XII вв. В числе источников по времени Константина этот автор обращался (через посредство уже византийских авторов) к греческому переводу Евтропия и Аммиана Марцеллина (чье сочинение в дошедшем до нас виде начинается лишь с 353 года); ряд источников не дошли до нас вовсе[80]. Зонара хорошо понимал компилятивный характер своего труда и иногда стремился суммировать различные взгляды имеющихся у него источников на те или иные вопросы. Несколько особняком стоит такой автор, как Петр Патрикий и примыкающий к нему Анонимный продолжатель Диона[81]. Петр Патрикий – видный дипломат эпохи Юстиниана; характерно, что его произведение, сохранившееся во фрагментах, освещает дипломатические переговоры Константина с Лицинием в 316 году, между тем как Анонимный продолжатель Диона характеризует этих императоров рядом анекдотов.

В целом византийская традиция чрезвычайно ценна для уточнения целого ряда аспектов деятельности Константина, однако переоценивать ее не следует по причине того, что все авторы жили в эпоху его активной мифологизации. Задачам этой мифологизации могло быть подчинено у них и компилирование более ранней традиции, до нас не дошедшей. Потому сведения их не могут быть восприняты в отрыве от сведений более ранней традиции и деятельности самого Константина, известной по отражениям в его testimonia и источникам официального происхождения.

Общий вывод к разделу. Нарративная традиция, разделенная по языковому и конфессиональному признаку, часто весьма противоречива. Если говорить об этом применительно к династической политике Константина Великого и, шире, истории его семьи, то здесь уже древние авторы сталкивались с трудностями в освещении жизненного и карьерного пути большого количества персоналий со стереотипными именами (например: Юлий Констанций – отец[82], брат и сын Константина; Далмаций и Ганнибалиан – братья и племянники Константина). Безусловно и то, что Константин, уже при жизни окруженный легендами, после смерти стал объектом мифологизации, от которой авторы (в значительной степени – поздние) были несвободны. Для работы с источниками нам необходимо серьезнейшим образом применить комплексный метод, т. е. скрупулезно анализируя каждый источник в соответствии с его особенностями, мы должны сопоставлять полученные данные с выводами, к которым мы пришли в ходе работы с другими категориями источников. С учетом этого обстоятельства имеющиеся источники следует признать достаточным основанием для изучения династической политики Константина.

Не стоит забывать и о применении методов исторической географии, важность которой для изучения деятельности Константина отметил современный исследователь Ч. М. Одал[83]. По его мнению, анализ данных нарративной традиции и предметов материальной культуры в отрыве от их окружения, в том числе географического, ведет к искажению объективной картины. С этим замечанием нельзя не согласиться.

Степень изученности темы

Литература о Константине Великом чрезвычайно обширна. Вниманию исследователей он обязан двумя обстоятельствами[84]: христианским вектором религиозной политики и основанием Константинополя. Династическая политика императора, которую мы определили как сумму мероприятий, направленных на построение кровнородственной династии, практически не составляла отдельного предмета исследования, хотя еще в научной литературе XVII столетия фигурирует понятие Familia Constantini Magni (в значении «семья» или «династия»). Собственно, термин появляется у Ш. Дюканжа[85], который в 1680 году предпринял попытку систематизировать знания о семействе Константина, опираясь без всякой критики на нарративную традицию[86]; ряд его заявлений[87] не подкреплен источниками. В целом, работа Дюканжа является важнейшим просопографическим справочником – вплоть до появления статей «Реальной энциклопедии» Паули-Виссова. Работой Дюканжа нам представляется возможным обозначить начало раннего этапа в изучении заявленной проблемы.