И всё — более никаких объяснений.
Боковым зрением Рэн заметил в тёмном проёме силуэты ещё двух человек.
— Я пришёл к вам вот по какому поводу, Святейший отец, — проговорил он, понимая, насколько нелепым будет его предложение иерарху обзавестись личной охраной. — Вы собираетесь ездить по королевству?
— Только не сейчас. — Священник высморкался. — Когда потеплеет.
— Я хочу приставить к вам охрану.
Сэр Экил нахмурился:
— Вы хотите, чтобы ваш человек стал защитником веры?
— Защитником Святейшего отца. — Рэн пытался говорить миролюбивым тоном, но голос предательски скрипел, выдавая неприязнь к рыцарю. — Отныне мы несём за него ответственность. Не вы. Тем более что в последнее время у нас участились разбои на дорогах.
— Ваши люди приняли Единую веру?
— Они свободные люди и сами решают, во что им верить.
— А во что верите вы? — Взгляд рыцаря прожигал Рэна насквозь.
— Вы не поймёте.
— Я слышал, что вы строите какой-то храм Души.
— Не какой-то, а храм Души.
— Попахивает идолопоклонством.
— Если душа — идол, то да, я поклоняюсь идолу, — отрезал Рэн, испытывая желание выйти отсюда и приказать гвардейцам заколотить двери досками.
Киаран оступился — нечаянно или намеренно — и привлёк внимание сэра Экила к себе.
— А вы, как я понимаю, лорд Айвиль, — произнёс рыцарь. — Наслышан о вашей репутации.
— А вы, как я понимаю, дворянин, которого воспитывали крестьяне, — парировал Киаран.
Сэр Экил растерялся:
— Какие крестьяне?
— Обычные. Они совершенно ничего не знают о благородных манерах.
Опасаясь, что перепалка перерастёт в серьёзный конфликт, Святейший отец произнёс:
— Давайте сделаем так, ваше величество. Вы введёте в мою охрану своего человека, а я в вашу охрану своего. Я тоже хочу знать, куда вы ходите, с кем встречаетесь, о чём говорите.
В глазах Рэна заплясали весёлые огоньки. Дрогнули губы. Не в силах себя сдерживать, он запрокинул голову и расхохотался. Эхо ударилось в потолочный свод, отскочило к стенам.
— На этом наша дружба закончилась? — помрачнел Святейший.
Продолжая смеяться, Рэн вышел из храма.
— А теперь вы верите в мирный захват власти? — просил Киаран, принимая от эсквайра ремень с ножнами.
Лицо Рэна исказилось от злости. Проскрежетав зубами, он запрыгнул в седло:
— Установите за ними наблюдение. — И пустил коня рысью.
С неба посыпалась ледяная крупа.
82
Фрейлина Кеола подождала, когда мать Болха выйдет из опочивальни. Села возле кровати и протянула Янаре письмо. Она дрожащими руками разломала нашлёпку из воска, заменявшую печать, и заскользила взглядом по строчкам. Прочла письмо ещё раз и прижала к груди. В голове билось: милая Таян, добрая, милая Таян…
— Лорд Бертол Мэрит просил вам кое-что передать, — проговорила Кеола, широко улыбаясь. Придвинулась к Янаре поближе и клюнула носом её в щёку. — Он так целуется.
Янара залилась слезами.
— Я хотела вас порадовать, а вы плачете, — опешила фрейлина.
Натянув одеяло на голову, Янара сжала губы, чтобы не разрыдаться в голос. Не она увидела его первую улыбку, не она услышала первое «ма», не ей предназначался первый поцелуй. И первый шаг он сделает без неё. Думать об этом было невыносимо.
Размазав слёзы по лицу, Янара вынырнула из-под одеяла:
— Это от радости.
— Уф… — выдохнула Кеола. — Я испугалась.
— Расскажите о нём, расскажите!
Фрейлина ездила в Мэритский замок вместе с сэром Ардием и теперь охотно делилась светлыми и тёплыми впечатлениями. Янара слушала её, ни стоном, ни всхлипом не выдавая свою душевную боль. Она поплачет в купальне, когда рядом окажется только Миула. В другое время Янару окружали люди, при которых она сдерживала истинные чувства и притворялась умиротворённой.
Днём в её покоях всегда находился кто-то: служанки или леди Лейза, или мать Болха с послушницами. Ночью в её опочивальне спал на кушетке Рэн. До недавнего времени он делил постель с Янарой. Потом под ножки кровати подложили деревянные бруски, чтобы ноги королевы были выше головы: таким образом мать Болха пыталась предотвратить преждевременные роды. Рэна такая поза для сна не устраивала, и он перебрался на кушетку. Стоило Янаре пошевелиться, как Рэн тотчас поднимал голову и спрашивал, всё ли в порядке. Откуда он брал силы на ежедневные тренировки, встречи с дворянами и простым людом? Как ему после таких ночей-оборвышей вообще удавалось что-либо делать? Янара жалела его и лежала как мышка, что было непросто: с ногами выше головы, с тоскливыми мыслями.
В купальне ей прислуживала Миула. Когда на сердце становилось особенно тяжело, Янара утыкалась лицом Миуле в плечо и тихо плакала, а грубоватая служанка гладила её по спине и нашёптывала ласковые и очень нужные слова.
Эта беременность не походила на предыдущую. Желанная и своевременная, она не приносила ожидаемой радости. Янара прижимала руку к животу, но думала о другом ребёнке и любила другого ребёнка. И боялась, что Бертол никогда не поверит её словам любви. Тех, кого любят, не бросают.
— Как жаль, что я не могу увидеться с сэром Ардием, — вымолвила Янара, пряча письмо под подушку.
— Ничего, скоро увидитесь. — Кеола кивком указала на её живот. — Скоро уже?