Династия (ЛП)

И вот так меня заталкивают в патрульную машину, дверь захлопывается перед моим носом, отрезая меня от остального мира и мгновенно отбирая то маленькое будущее, которое у меня могло быть.

ГЛАВА 26

Я смотрю на потолок своей камеры, мои мысли возвращают меня в холодную бетонную темницу, в которой меня спрятал Сэм, воспоминания преследуют меня, как дурной сон. Я должна выйти отсюда.

Как им позволено держать меня в таком состоянии? Я несовершеннолетняя.

Прошло уже больше двадцати четырех часов. Черт, я сбилась со счета. Сейчас, должно быть, далеко за полдень, и до сих пор ни один адвокат не вошел в мою дверь и не сказал мне, что, черт возьми, происходит. Это неправильно.

Я знаю свои права. Ну, на самом деле, я понятия не имею, каковы мои законные права, но после просмотра слишком большого количества серий "Преступные умы" я знаю, что меня уже должен был посетить адвокат и отпустить — если только они не готовы официально предъявить мне обвинение в убийстве. Но какие доказательства у них есть? Я была осторожна. Я не оставила отпечатков пальцев, но какая разница, если они были? Я была их приемным ребенком; мои отпечатки пальцев должны быть разбросаны по всему дому.

У меня было три допроса, один из которых длился четыре часа, во время которого мне отказывали в еде и воде, а также не было рядом адвоката. Я не сказала ни слова, как советовал Карвер, но даже если бы и сказал, все это пришлось бы отбросить из-за моего возраста. По крайней мере, так мне говорят мои дневные полицейские передачи. Когда дело доходит до этого, я действительно понятия не имею.

Я здесь в глубоком дерьме. Мне нужно выбраться, и это должно произойти как можно скорее. Конечно, эта камера не так плоха, как подземелье Сэма; это все еще ужасно. Когда прошлой ночью все стемнело, мои монстры вышли поиграть самым ужасным образом. Я никогда больше не нуждалась в Карвере. Черт, я была бы счастлива, если бы он мог просто посидеть со мной в этой дурацкой камере, но у меня такое чувство, что это только начало. Я по-королевски трахнута; Я собираюсь жить с этими монстрами до конца своей жизни.

Шум эхом разносится по зданию, и я вздыхаю. Это не первый раз, когда мои сумасшедшие белые рыцари появляются в какой-то нерешительной попытке вытащить меня отсюда. Я не знаю, почему они продолжают беспокоить. Не похоже, что я когда-нибудь выберусь.

Шум становится громче, настойчивее, а их голоса становятся чище. Между моей дерьмовой камерой и вестибюлем участка должно быть по крайней мере четыре сплошных стены, но яростное рычание Карвера или ужасающие требования Кинга совершенно ясно дают понять, что им надоело ждать.

Не знаю, что заставляет меня это делать, но какая-то сила заставляет меня встать на ноги и двигаться по камере. Я стою рядом с дверью, сжимаю руками металлическую решетку и пытаюсь точно определить, о чем идет речь. Все, что я знаю, это то, что что-то не так.

Может быть, это решимость или небрежный тон, исходящий из голоса Кинга, когда он требует моего освобождения, или, может быть, это то, как каждое сказанное слово произносится с авторитетом, от которого даже я вздрагиваю. Кто эти ребята, и где, черт возьми, у них столько уверенности? Не поймите меня неправильно, я, конечно, ценю то, как им нравится вести свое шоу, но, черт возьми. Я никогда не испытывала ничего подобного раньше.

Кинг заканчивает свою маленькую тираду, и, несмотря на то, как сильно я хочу помчаться туда и увидеть их лица, они всего лишь старшеклассники, противостоящие закону. Их отправят в путь, и от этого осознания разочарование тяжело пульсирует в моей груди.

Главная дверь этой дерьмовой камеры открывается, и я поднимаю бровь, глядя на дородного полицейского, который подобрал меня в школе. Он шагает ко мне с сердитым взглядом, каждый шаг должен быть пугающим. Но если бы такой парень подошел ко мне на улице без значка, я бы его за две секунды испоганила. Он меня не пугает и, судя по тому, как он смотрит на меня, знает это.

Наконец он достигает моей камеры, и я смотрю, как он вставляет ключ в замок и поворачивает его, пока дверь, наконец, не открывается. Он протягивает руку и хватает меня за запястья, яростно вращая меня, пока я не оказываюсь к нему спиной с открытыми для захвата запястьями. Он застегивает на них наручники, слишком тугие, чтобы это было законно, и без предупреждения меня вытаскивают из камеры и через дверь в основную часть участка.

Полицейский ведет меня по коридорам, толкая двери с сердитым ворчанием, прежде чем, наконец, выйти в фойе, где я обнаруживаю, что все четверо парней смотрят на меня. На лице Круза появляется намек на облегчение, но что касается остальных, то они просто злятся.