Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма

Однако гораздо более важными для судеб Средиземноморья, чем все, что происходило в Греции и Азии при Птолемее Филопаторе, были события в Италии и на Западе: Вторая Пуническая война, решительная схватка между Ганнибалом и Римом. Дальновидные политики уже увидели, какие тучи сгущаются над миром. На съезде в Навпакте 217 года до н. э., где присутствовали послы от Птолемея, этолиец Агелай ясно дал понять представителям македонских и греческих держав, что именно в Италии решается, кто будет властвовать миром. Если они не уладят свои ссоры и не объединятся, то вскоре окажутся под властью либо Карфагена, либо Рима. Его предостережение не осталось незамеченным, но ни к чему не привело.

Впоследствии царь Македонии вступил в союз с Ганнибалом, а этолийцы — с Римом. Египетский двор хранил строгий нейтралитет. Когда в 216 году до н. э. карфагенский корабль, идущий в Карфаген с пленником на борту — проримским италийцем Децием Магием, из-за бури был вынужден войти в киренскую гавань, Магий сбежал на берег и искал убежища у статуи царя. Его доставили в Александрию, но освободили лишь после того, как двор удостоверился, что Ганнибал взял его в плен в нарушение договора. На следующий год сицилиец Зоипп прибыл в Александрию в качестве посла от молодого сиракузского царя Иеронима, чтобы убедить Птолемея примкнуть к карфагенянам, но, разумеется, успеха не добился. Между 215 и 210 годами до н. э. римские послы явились в Александрию. Возможно, и раньше бывало, что александрийцы видели на своих улицах посланцев могущественного народа с Запада, непреклонных и замкнутых в своих просторных белых тогах, взирающих со спокойной уверенностью в собственном превосходстве на толпу греков и египтян в великом левантийском городе. Но это посольство первое, о котором у нас есть достоверные сведения. Оно прибыло с целью закупить зерно в Египте, в то время единственной стране, не участвовавшей в войне, так как Италии, где поля были разорены из-за передвижений армии, угрожал голод[491]. Нам неизвестно, какой ответ дали ему при египетском дворе; вероятно, Птолемей не счел нарушением нейтралитета продажу хлеба Риму. Когда после битвы при Метавре в 207 году до н. э. стало ясно, что Рим не хочет заключения мира между этолийцами и Филиппом, александрийский двор, рассылавший до того послов, как и другие греческие государства, желая быть посредником между противоборствующими силами в Греции, кажется, отступил и решил не наносить обиды Риму[492].

Кончина Птолемея Филопатора окутана мраком. По словам Юстина, дворцовая клика какое-то время держала его смерть в тайне. Возможно, во второй половине его правления Птолемей и Арсиноя очень мало появлялись на людях. Вероятно, разум Птолемея был окончательно притуплен пьянством и прочими излишествами, а Арсиноя жила во дворце пленницей.

Сейчас считается установленным, что Филопатор умер и Епифан наследовал его трон 28 ноября 203 года до н. э.[493]

Магаффи утверждал, что Полибий, да и все наши античные авторы, несправедливо изобразили Птолемея Филопатора. Он не был таким уж никчемным пьяницей, каким его рисуют. Верно, что Птолемей, сын Агесарха (Птолемей из Мегалополя) опубликовал собрание скандальных историй о Птолемее Филопаторе. Он состоял на дипломатической службе и написал историю царствования[494], но то, что Полибий и другие авторы могли взять что-то из его сочинения, не доказывает, что их рассказы о Филопаторе не соответствуют истине.

Как представляется мне, хотя всегда есть возможность, что рассказ о человеке, написанный его современниками, будет в том или ином отношении небеспристрастен, и хотя многие находят удовольствие в том, чтобы ниспровергать общепринятое мнение, в данном случае нет настоящих доказательств в пользу того, чтобы отвергнуть свидетельство Полибия и других авторов о личности Птолемея Филопатора. Один из доводов Магаффи состоял в том, что, если бы мы знали о Птолемее IV по одним только надписям, мы были бы о нем гораздо лучшего мнения. На самом деле мы вообще ничего не знали бы о нем, потому что надписи с выражением официальной верности со стороны чиновников на государственной службе или почести, которые из политических соображений оказывают царю Египта греческие полисы, являются еще менее ценными свидетельствами о личности царя, чем эпитафии о личности человека, погребенного под ними. Более основательным аргументом является то, что Антиох и Филипп после битвы при Рафии не решились напасть на Египет до самой смерти Птолемея IV. Следовательно, они должны были считать, что, пока он жив, Египет сильнее, чем при его малолетнем сыне. Магаффи допускал, что этот факт ничего не доказывает, если предположить, что Антиох и Филипп опасались не самого Филопатора, а правительства во главе с Сосибием. Однако Магаффи считал, что Сосибий умер еще до конца правления Филопатора. Правда, в нашем распоряжении имеются свидетельства в пользу того, что Сосибий был жив, когда царем провозгласили малолетнего Птолемея.