Если Александр действительно руководствовался предложенным мотивом, то у Птолемея (на чьем рассказе основывается Арриан) не было причин о нем умалчивать. В сочинениях известных нам античных историков нет ни единого намека на то, что он руководствовался этим мотивом, и потому теория, предложенная рецензентом и анонимным автором статьи в «Таймс», не более чем пример распространенной слабости тех, кто занимается научной работой, — желания быть умнее всех, вычитывая между строк разнообразные вещи, которых там нет, особенно в тех случаях, когда людям античного мира приписываются мотивы, естественные для человека XX столетия. Современный человек, возможно, и не подумает отправиться в поход к оазису из-за религиозных фантазий, но это было очень в духе древнего грека и особенно Александра. Он, по всей видимости, хотел выступать в роли эпического героя (как это было в Трое), и мотив, который приписал ему современник Каллисфен, — совершить то же, что и его предок Персей в начале своего подвига, — гораздо более вероятен, чем якобы разумное объяснение рецензента и анонима из «Таймс». Можно отметить, что утверждение последнего о том, что оракул Аммона перестал пользоваться уважением греков в IV веке, явно противоречит свидетельствам, как видно из статьи Ammoneion в энциклопедии Паули-Виссова. Платон в «Законах», 738B (написанных примерно за двадцать лет до визита Александра в оазис), пишет об оракулах Дельф, Додоны и Аммона как о трех главных святилищах, к которым современные ему греки естественным образом обратились бы за советом в делах, требующих божественного руководства. Более того, можно сказать, что, поскольку Александр был типичным древним греком, было бы странно, если бы он не посоветовался с оракулом Аммона, находясь так близко от него в Египте, перед началом столь грандиозного предприятия.