Среди найденных папирусов есть множество фрагментов официальной переписки и документов двух главных инженеров, руководивших новыми ирригационными сооружениями в Фаюме при Птолемее II и Птолемее III. Первый из них — Клеон, второй — Феодор, они носили звание архитектонов, что в данном случае означает не архитектора в современном смысле, а инженера. Архитектон получал инструкции непосредственно от диойкета — к примеру, Клеон получал их от Аполлония. Вероятно, Клеон спроектировал обширную систему каналов, которая впоследствии стала питать новые угодья в Фаюме. Но его жизнь складывалась не очень гладко. По-видимому, он враждовал с неким Клеархом, скорее всего одним из своих подчиненных[223]
. У нас есть письмо от управляющего большим поместьем Аполлония, в котором содержатся угрозы в адрес Клеона, так как его работы в другой части провинции помешали ему побывать на каких-то ремонтных работах на канале в поместье великого диойкета[224]. Когда Птолемей II сам посетил Фаюм, возможно, в 32-й год правления, Клеону пришлось выдержать царский гнев (πικρῶς σοι ἐχρήσατο)[225]. Но он не потерял своего поста. Он по-прежнему оставался архитектоном в последний год правления Птолемея II. Однако у нас есть письмо, написанное, видимо, новым диойкетом сразу же после падения Аполлония, где он объявляет чиновникам Арсиноитского нома, что отныне архитектоном нома назначается Феодор[226].Двор
Двор Птолемея II едва ли уступал какому-либо иному в великолепии. Он, как любой другой монархический двор, представлял собой организованную иерархию должностных лиц от занимающих самые высокие посты, таких как главный егерь (архикинег), главный сенешаль (архедеатр), главный лекарь (архиатр), главные виночерпии (архиэнохи), до конюхов, привратников и подметальщиков. Однако великолепие двора сдерживали греческие художественные традиции; дворец Птолемея наверняка был домом не султана варваров, а великого грека, похожим на дома богатых афинян, только более пышным и просторным. Даже когда его внутреннее убранство с появлением евнухов приобрело восточные черты, его внешний вид остался греческим[227]
. В костюмах птолемеевского двора не было искусственной экстравагантности ни прежних восточных дворов, египетских или персидских, ни версальского двора XVIII века — никаких удушающих одеяний, скроенных по капризу моды и фантастически искажающих пропорции человеческого тела, а только простота греческого платья, либо не скрывающая формы тела в их натуральном виде, либо облекающая его покровами, которые легко облегали тело, позволяя наслаждаться красотой естественных складок ткани. Мужчины, во всяком случае, не носили никаких замысловатых головных уборов, ни тиар, ни тюрбанов, ни светских париков, но разве что повязку (диадему), которую греки — победители Игр повязывали себе на голову, или золотой венец в виде венка из листьев. Даже особые головные уборы, которые отличали царей, правивших этими эллинистическими дворами после Александра, не были коронами в современном смысле, а скорее лентой — этакой «диадемой». Только богатством ткани, цветом — первоклассным тирским пурпуром, — изысканностью вышивки платье царя или вельможи отличалось от костюма обычного греческого горожанина. Однако по торжественным случаям государственного значения царь облачался в македонский военный костюм, видоизмененную униформу, которую носили офицеры эллинистических армий: войлочную шляпу с широкими полями под названием каусия, небольшую удлиненную хламиду и высокую обувь на шнуровке — крепиды. Это была всего лишь идеализированная одежда сельского помещика родом из Македонии, и более того, это был настоящий костюм, который греки обычно надевали для сельских занятий, охоты или путешествий. Конечно, официальная хламида царя должна была отличаться особым великолепием; в источниках сказано, что хламида Деметрия Полиоркета была вышита солнцем, луной и главными звездами. Когда царь надевал каусию, диадему повязывали вокруг ее тульи, так что концы свисали сзади. Безусловно, и сами Птолемеи, и александрийские вельможи все были чисто выбриты. Таков был общий обычай греческого мира после Александра, и его переняла римская аристократия в последнем веке до нашей эры — до тех пор, пока бороды снова не вошли в моду при императоре Адриане.