Читаем Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма полностью

Для исполнения судебных решений и борьбы с насилием и преступностью была разработана полицейская организация. Полицейские эллинистической эпохи назывались филакитами. У нас есть сведения о нескольких видах полицейских сил. Это херсепгиппы, «конные полицейские засушливых районов», которые патрулировали пустынные области за пределами возделываемой земли, до которых не доходил разлив Нила; эрмофилаки, «пустынная охрана» низшего класса; эфоды, прикрепленные к сборщикам налогов; махерофоры («меченосцы»)[327], рабдофоры («жезлоносцы»), мастигофоры («хлыстоносцы»), прикрепленные к высшим чиновникам. Среди полицейских сил высшего разряда, видимо, преобладали греки и македонцы; обычные филакиты набирались в основном из коренных египтян[328]. Офицеры обычно были греками, а в III веке до н. э., вероятно, исключительно греками, хотя и здесь тоже при поздних царях началось проникновение туземного элемента. В каждом крупном селении был архифилакит, командующий местными полицейскими силами; над ним стоял начальник полицейских сил топархии, а над ним — эпистат, начальник полицейских сил всего нома. Этого эпистата полиции нельзя путать с эпистатом нома, который, как и первый, занимался отправлением правосудия. В основном филакиты использовались правительством в целях, не относившихся к полицейским обязанностям, как мы понимаем их сегодня: для сбора налогов, закупки ткани для государства, проверки урожая на царской земле. Вероятно, насильственные преступления были довольно часты, и порой папирусы рассказывают нам, что в стычках полиция терпела жестокое поражение. В непосредственной близости от пустыни и болотистых зарослей тростника трудно было расправиться с разбойниками, и, по всей видимости, положение лишь ухудшилось в последние годы правления династии Птолемеев, когда центральное правительство погрузилось в хаос. Мы слышим о том, как солдаты превращаются в разбойников, как жители одной деревни крадут овец у обитателей другой. Как ни странно, мы редко слышим об обычных преступниках, осужденных на смертную казнь (конечно, в правление некоторых царей в Александрии казнили направо и налево; и в большинстве своем Птолемеи шли на убийство без зазрения совести); но обычные преступники, видимо, наказывались конфискацией имущества. Однако диойкет Аполлоний заявляет, что если некий человек в Фаюме будет осужден за слова, которые ставят ему в вину обвинители (можно предположить, что это было нечто изменническое), то он будет «проведен кругом и повешен»[329]. Смертной казнью наказывалось ложное свидетельство о своем имени и национальности[330]. У нас нет ни одного упоминания чего-либо подобного распятию, столь ужасающе частому в Риме или Карфагене. Также в древности тюремное заключение не было обычным наказанием за преступление. В тюрьму сажали должников, и в нашем распоряжении имеется множество папирусов с горькими сетованиями неплательщиков (часто должников царя) о том, что вскоре они умрут в заключении. Мы слышим о некой малоприятной мере, называвшейся «принудительным убеждением» — peithananke, она применялась, чтобы принудить к признанию человека, подозреваемого в том, что он обманул казну. О деталях этой полицейской процедуры «мы почти ничего не знаем. Едва ли мы ошибемся, если сочтем, что она была жестокой и скорой для незначительных людей и носила особо насильственный характер, если дело касалось доходов царя» (Буше-Леклерк считает вероятным, что разграничение в римском законе honestiores (высших слоев) и humiliores (низших) было подсказано римлянам тем, что они увидели в Египте, где бок о бок жили привилегированные греки и подчиненный туземный народ).

Филакиты получали вознаграждение частично в виде жалованья (опсонион), частично наделами земли, как военные клерухи. Их действительно можно было считать своего рода солдатами. Разве что клеры, которые выделялись им, были меньше, чем причитающиеся греко-македонским воинам, служившим в армии, хотя и больше, чем причитающиеся махимам. Обычный клер рядового полицейского, видимо, составлял 10 арур; эфода — 25 арур. Полицейский мог получить повышение — быть назначенным на службу в армии; мы знаем об эфоде («македонце»), который становится всадником и получает клер в 24 аруры (145 до н. э.?)[331].

Вероятно, существовал особый орган речной полиции, патрулировавшей Нил, главный путь сообщения всего Египта выше Дельты, на сторожевых судах (филакидах), но у нас есть лишь один фрагмент папируса эллинистического периода, в котором о них говорится[332].

3. Армия и флот[333]

Перейти на страницу:

Все книги серии Загадки древнего Египта

Строительство и архитектура в Древнем Египте
Строительство и архитектура в Древнем Египте

Авторы этой книги впервые рассказывают о методах строительства и особенностях архитектуры Древнего Египта, основываясь на реальных законах строительной практики и достижениях человеческого разума. Приводят подробную характеристику древнейших способов добычи и транспортировки камня, заложения фундаментов, создания лестниц и колонн, обтесывания и укладки блоков, возведения и облицовки пирамид, создания настенных рельефов и росписей. Помимо этого они дают читателям уникальную возможность ознакомиться с принципами и приемами судостроения времен фараонов, которые в литературе практически не описаны.Более 200 фотографий, схем и рисунков помогают воссоздать яркую картину древнего монументального зодчества и делают книгу неоценимым подспорьем для всех, кто изучает Древний Египет, а также историю строительства и архитектуры.

Рекс Энгельбах , Сомерс Кларк

Искусство и Дизайн / История / Прочее / Техника / Архитектура

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное