Однако выступление декабристов безусловно явилось для Николая Павловича потрясением. Впервые на Романовых поднялось «их» государство! И Николай сомневался в своей победе. В центре своей столицы ему пришлось применить против своих подданных пушки. Выступление было подавлено. Однако ясно было, что это лишь начало и что необходимы специальные меры для того, чтобы не давать «этому развиться»…
Очевидцы вспоминали неподдельный испуг, охвативший самого Николая, его жену и мать. Когда сделалось ясно, что выступление подавлено, Николай вошел к семье, бледный, но торжествующий, обнял и расцеловал жену, мать и маленького сына (будущего императора Александра II).
Но, расправившись с носителями идей национального единения, Николай, судя по всему, задался целью подчинить сами эти идеи, заставить национальную доктрину служить династии Романовых. Но для этого нужно было иметь при себе умных и одаренных государственных деятелей. Уже Александр I в конце своего царствования возвращает из ссылки Сперанского и назначает его членом Государственного совета. При Николае I Сперанский был назначен членом Верховного уголовного суда по делу декабристов, и далее – членом Секретного комитета по крестьянскому вопросу. Под руководством Сперанского издается «Полное собрание законов Российской империи». Он получает титул графа и высший имперский орден – орден Св. Андрея Первозванного. В свое время попытка Сперанского европеизировать законодательные органы империи вызвала резко негативную реакцию. Вспомним Карамзина – 1811 год – «О древней и новой России». Был ли Карамзин не прав, утверждая своеобразие развития России и неотделимость этого своеобразия от института крепостничества? Нет, напротив, он был прав. Империи подобного рода во всех ее модификациях необходима значительная степень закрепощенности населения. Государство увеличивается посредством приращения все новых и новых территорий, но, например, свободное передвижение внутри страны должно быть крайне ограничено…
Какое развитие российской государственности возможно в дальнейшем? Ответ и сегодня один: покажет будущее…
Уже при Николае приходится Сперанскому определенным образом лавировать, отождествляя императора и государство как таковое. Фактически уже обосновывается правление императора в качестве, скорее, диктатора, нежели монарха. «Слова «неограниченность власти», – пишет Сперанский наследнику Александру Николаевичу в своих «Беседах о законах», – означают, что никакая другая власть на земле, власть правильная и законная, ни вне, ни внутри империи не может положить пределов верховной власти российского самодержца. Но пределы власти, им самим поставленные, извне – государственными договорами, внутри – словом императорским, суть и должны быть для него непреложны и священны. Всякое право, а следовательно, и право самодержавное, потому и есть право, поскольку оно основано на правде. Там, где кончается правда и где начинается неправда, кончается право и начинается самовластие. Ни в каком случае самодержец не подлежит суду человеческому: но во всех случаях он подлежит, однако, суду совести и суду Божию». И далее: «…в силу основных законов империи Государь в России является источником не одной лишь законодательной, но и исполнительной власти, ибо, как гласит 80-я статья этих «Законов», власть управления во всем ее пространстве принадлежит Государю».
Графу Уварову, министру, в функции которого входило наблюдение за состоянием учебных заведений, гуманитарной науки, удалось вывести новую формулу имперского бытия, знаменитое – «Православие, самодержавие, народность». С одной стороны, эта формула поражает абсурдностью. Ведь «самодержавие» (монархия) несовместима с «народностью» (приматом национальной доктрины). Подчеркивание же «православия» отделяло, казалось бы, от Европы и объединяло с отсталыми в культурном отношении христианами Балканского полуострова. Но не следует недооценивать эту формулу. В ней уже очевидно зерно преображения монарха в диктатора, уже отчетлива идея национальной доктрины на службе диктатуры. И, наконец, сочетание дотрины супернационального единения с общностью вероисповеднической существенно обосновывало «права» России на Балканский полуостров.
В сущности, Николай I нашел верный путь. Это верный путь не с точки зрения позиции «как лучше», а верный путь развития и упрочения государства определенного типа. Этот путь и останется кардинальным. И даже разногласия «западников» и «славянофилов» ничего не меняют; и те и другие – уже заложники примата национальной доктрины. Несколько особняком стоит «Философическое письмо» Чаадаева, произведение, обосновывающее кардинальные, радикальные перемены; например, оно содержало критику православного мировоззрения. Романовская концепция поставила Чаадаева под огонь строгой и суровой критики, благополучно и естественно продолженный и в «советское время».