Динка

Устав от занятий и целого дня беготни по урокам, Вася усаживался в кресло около пианино и, вытянув свои длинные ноги, отдыхал, невольно проникаясь теплом окружающей обстановки. За окнами сеялся мелкий дождь; прохожие, низко наклонив головы, спешили домой; по опустевшим вечерним улицам носился сердитый ветер, а в уютной маленькой столовой ярко горела печка Марина любила живой огонь, и потому дверцы печки были всегда открыты, и там красными, синими и розовыми огоньками вспыхивали догорающие поленья. Не зажигая огня, Марина присаживалась к пианино и начинала что-нибудь тихонько наигрывать по памяти. Собирались девочки, залезали с ногами на кушетку, Леня придвигал свой стул поближе к Васиному креслу.

- Вася! - капризно говорила Динка, переступая через вытянутые на середину комнаты Васины ноги. - Уберите ваши большие ноги, мы боимся таких больших ног! Задвиньте их куда-нибудь под стол!

- Дина! - строго останавливала сестру Алина. А Мышка, боясь, что Вася обидится, поспешно смягчала ее слова.

- Ничего, ничего, Вася… Это же просто такие башмаки…

- А вы тоже боитесь? - спрашивал Вася, подбирая ноги.

- Нет, что вы… Я их обхожу, здесь же много места… Ко всем членам семьи Арсеньевых Вася относился строго и придирчиво, одна только Мышка неизменно вызывала в нем тихое умиление. Часто, сидя в своем кресле, Вася, забывшись, смотрел на разлетающийся венчик тоненьких волос вокруг Мышкиной головы, на мелкие веснушки, рассыпанные на курносом и удивительно светлом лице девочки…

- Когда я смотрю на нее, мои глаза отдыхают, и вся усталость, вся накипь дня смывается с моей души, как черная копоть, - с восторгом говорил Вася своему ученику и тут же, взъерошив свои густые полосы, привычно удивлялся: - И как это в одной семье, у одной матери могут быть такие разные дети? Динка и Мышка! Как их сравнить?

- А я их и не сравниваю… Я для Мышки в огонь и в воду полезу, а без Макаки я и одного дня не проживу! - горячо говорил Леня.

Вася искренне хохотал:

- Смотри, смотри, эта твоя Макака может за один час всю твою жизнь вверх тормашками перевернуть!

- Это она может! Она еще не то может! - с гордостью согласился Леня и, улыбаясь, просто добавил: - Вот за то и люблю!

У Васи с Леней почти с первого дня установились крепкие, дружеские отношения, Леня уже не стеснялся больше своего репетитора, но относился к нему с горячей благодарностью и уважением. Так постепенно Вася Гулливер входил в семью Арсеньевых, пристально разглядывая каждого из членов ее, и, не скрывая своих симпатий, к каждому относился по-разному. Это отношение часто заставляло его изменять своему твердому правилу не вмешиваться в чужие дела.

Глава 5 ГОРЕСТНАЯ ВЕСТЬ

На улицах кучками собирались люди. Студенты стояли без шапок, на ходу читали газету, окаймленную траурной рамкой. Умер Лев Николаевич Толстой… Вася, держа и руке шапку и газету, остановился у двери арсеньевской квартиры.

«Знают или не знают?» - подумал он, пряча в карман газету. В последние дни девочки то и дело бегали за бюллетенями, волновались и чуть не плакали.

«Нервные такие девчонки… Если еще не знают о смерти Льва Николаевича, то, может, мне удастся осторожно подготовить.» - решил Вася.

Входная дверь была не заперта, внутренняя лестница вела на второй этаж, дверь в коридор тоже оказалась открытой. Шагая через три ступеньки, Вася дошел до верхней площадки, остановился, прислушался… До него донесся чей-то жалобный голос, повторяющий нараспев одни и те же слова, прерываемые протяжным громким плачем.

«Динка воет! - сообразил Вася. - Сейчас она расстроит Алину, Мышку… Главное, Мышку… Девочка и так слабенькая… Ах ты, исчадие ада…» - с раздражением подумал Вася, шагая по коридору.

Навстречу попалась Маруся.

- Идите скорей, Васю, бо так порасстраивалысь наши… - махнув рукой, сказала она.

Вася сердитым рывком открыл дверь и остановился на пороге. Согнувшись, как старушка, и раскачиваясь из стороны в сторону, Динка сидела на полу около кушетки и, вытирая кулаками слезы, громко причитала:

- Ой, Волженька, Волженька… Голубонька моя, Волженька, зачем же мы сюда заехали?

Около стола стояла Алина. Лицо у нее было серое, как после бессонной ночи, но глаза сухие, строгие. Она поддерживала стакан, из которого, цокая зубами о края, пила Мышка. Около девочек, бледный и растерянный, стоял Леня. Вася бросился к Мышке, взял из рук Алины стакан воды и, срывая на ней свое раздражение, сурово сказал:

- Что вы здесь развели? Ведь вы же старшая! Стыдно! Выпейте, Мышка! Выпейте, голубчик! И возьмите себя в руки, нельзя же так… - ласково обратился он к расстроенной Мышке.

- Вася… Он так мучился… Так болел… Столько книг написал… и… умер… - послушно глотая воду, жалобно говорила Мышка.

- Ой, Волженька, Волженька… Он и «Ваньку Жукова» написал… и «Бог правду видит…» - подвывала Динка.

- «Ваньку Жукова» не он написал… это Чехов… ты никогда ничего не знаешь, - упрекнула сестру Алина.

- Ну, выпейте еще… Выпейте еще глоточек, Мышенька… - несвойственно ласково упрашивал Вася, заглядывая в серые глаза девочки.