Динка прощается с детством

Провожая их, Жук сказал:

- Теперь вы знаете нашу тайну, так что если что надо спрятать или передать кому, так мы всегда можем, а насчет оружия ты, Леня, помолчи пока.

В лесу уже совсем рассвело, на листьях блестели крупные капли росы, в кустах суматошились птицы.

- Слушан, Лень... Что ты думаешь обо всем этом? - взволнованно спросила Динка.

- Надо поговорить с мамой, - вместо ответа сказал Леня и задумчиво добавил: - Стоящие ребята, а, гляди, прошли огонь и воду!

- А как они с Иоськой... И как их... били. А старик... плакал... - Динка закрыла лицо руками, плечи ее задрожали.

- Ну, ну. Макака! Там выдержала, а тут плачешь, - успокаивая ее, улыбнулся Леня и, чтобы переменить разговор, напомнил: - А дедовский кошель? Я сроду не видал ничего отвратнее!

- Нечистые это деньги, сам Иоська сказал... Недаром Яков даже не дотрагивался до них, шил да шил сапоги... Мечтал учить Иоську. И сам погиб из-за этих проклятых денег. Вот уж верно, Лень, что "через золото слезы льются".

- У кого льются, а у кого и не льются... Да еще неизвестно, чей это кошель, может, прежнего хозяина... В общем, тайны старой корчмы! - засмеялся Леня.

Глава сорок пятая

ПОДАРОК ПАНА И ГОЛУБИНОЕ ПИСЬМО

Подходя ближе к дому, Динка услышала звон косы.

- Ефим косу точит! - крикнула она и, бросив Леню, помчалась вперед.

На чудесном заливном лугу, который так любила Динка, уже густыми рядами лежала скошенная трава. Потачивая косу и поплевывая на точило, Ефим с мокрым, вспотевшим лбом и прилипшими к нему завитками, с расстегнутым воротом рубашки стоял и сердито смотрел на подбегавшую Динку.

- Ефим, что ты делаешь? Ты же последние-распоследние цветы косишь! Неужели нельзя подождать хотя бы до приезда мамы! - кричала Динка.

- "Обождать, обождать"!.. Люди уже скоро по второму разу будут косить, а мы все обжидаем! - заворчал Ефим и, бросив в траву брусок, которым точил косу, сердито огрызнулся: - Не морочь ты мне голову с твоими цветами! Скажи яка барыня нашлась, цветочки ей треба нюхать! Нема чего сказать - разумна хозяйка! А того не думаешь, чем зимой корову и конячку будем кормить? Что есть будем? Вон и сейчас на базаре ни к чему не доступишься. Не коси да не коси! А трава передерживается. Какое с нее сено будет? Да нема тут о чем балакаты... Ты вот скажи мне лучше, где всю ночь прошлендрала?

- Как это "прошлендрала"? Выбирай, пожалуйста, выражения! - обиделась Динка.

- Чего выбирать? - подняв кустистые брови, хмуро спросил Ефим.

- Выражения, вот чего. Я не одна была, а с Леней ходила!

- А какая тебе Леня защита, что он может без ружья? Вот кинет кто хорошую каменюгу из кущей и раздробит голову. Уж один раз было такое дело.

- Фью! - свистнула Динка. - Запугался! Уж не Матюшкины ли?

- А что ж Матюшкин? Первейший гад! Это тебе все труля-ля, а он и доси забыть не может, как ты его скрипкой да мертвяком поддразнила! Вчера как узнал, что пан уехал, так напились с Павлухой горилки и давай грозиться.

- А пан уехал? Совсем? - живо спросила Динка.

- Совсем не совсем, а до весны. Подарок тебе передал! - смягчился вдруг Ефим.

- Какой еще подарок? - вспыхнула Динка. - Не нужны мне панские подарки!

- Ну не подарок, а так, приклад к лошади. Я, говорит, вместе с Примой должен был им отдать, да забыл тогда.

- Да что это такое? При чем тут Прима?

- А при том, что это седло. - Лицо Ефима смягчилось, глаза сузились. - Ох и красиво! С уздечкою да с плеткою! Казацкое седло, черненым серебром все выложено, аж блещить!

- Да на черта оно мне! - сердито топнула Динка. - Я ведь ему сказала, что не желаю ездить боком!

- Боком, боком, ненароком!.. Я ж тебе говорю, что седло казацкое, а какой казак ездить боком? Так и пан сказал: твоя панночка, Ефим, отказалась от дамского седла, так пусть ездит на мужском!

- Не буду я ни на каком! Зачем ты взял, Ефим? Что это за дружба такая завелась?

- Ниякой дружбы, а просто ехал пан на вокзал, остановился около моей хаты, попрощался со мной за руку и внес седло. Передай, каже, твоей панночке! С тем и уехал! Что я ему мог сказать? Вот приедет весной со своей заграницы, тогда и скажешь сама!

- Втащил все-таки! Тьфу, нахальство какое!

- А никакого особого нахальства тут нет. Пан как пан, еще и лучше многих. - Голубые щелочки глаз Ефима вдруг весело подмигнули. - Коров не велел больше продавать! А ни одному человеку! Остались теперь наши богатей с носом, и Павлуха тоже! Ну, они дуже не пострадают, бо у них и свои коровы хорошие, а вот только что от зависти аж почернели! Злобятся очень! Вот потому я и говорю тебе не шлендрай зря где ни попало! Убить они не убьют, а суродуют из-за угла!

- Ладно, слышала я уже это! - махнула рукой Динка. - А Мышка дома? спросила она.

- Конечно, дома. Уже десятый час! Пешком пришла, потому как некому было ехать за ней. Я сегодня должен весь этот луг скосить, потому как завтра мы с Дмитром для солдаток косим.

- На панском лугу? Отаву?

- Хоть и отаву, а там возов десять будет. Решили всем обчеством помочь солдаткам, некому у них косить!

- Ладно, убирать сено я тоже приду, тогда скажи! - крикнула Динка и побежала домой.