Динка прощается с детством

— Вот садись, я подержу велосипед. Ну, попробуй же, попробуй… торопился Хохолок.

— Ну нет… Я знаю, что это хорошо. Но этого уже не нужно. Ведь мы теперь не дети. Мы выросли, и нам неприлично кататься вдвоем…

Динка бросала сбивчивые слова, взятые наспех из разговора с Федоркой, из замечания пана, что ей неприлично кататься без седла, и еще что-то добавляла она от себя, а Хохолок смотрел на нее с возрастающим удивлением и, силясь понять ее слова, беспомощно теребил торчащую надо лбом темную прядь волос.

— Я не буду больше кататься с тобой. Я уже не девчонка. И люди могут подумать, что мы жених и невеста, — все больше запутываясь, бормотала Динка.

Но Хохолок понимал ее по-своему, и то, на что он никогда не мог решиться, вдруг вылилось само собой в простых и захватывающих словах:

— Так мы скажем всем, что мы жених и невеста! Мы можем даже жениться хоть сейчас! Хоть сегодня!

— Нет, нет! — с ужасом закричала Динка. — Ты с ума сошел! Ты совсем сошел с ума!

— Я не сошел… Я люблю тебя… я так да-вно люблю тебя… — заикаясь от волнения, повторял Хохолок. — Я буду так счастлив…

— Но это еще хуже… Молчи, молчи… Я не могу выйти замуж… Я ненавижу свадьбы…

Динка вдруг опомнилась и, словно человек, увидевший себя на краю пропасти, медленно попятилась назад.

— Прости меня, — сказала она тихим, упавшим голосом. — Я сказала тебе неправду…

Они молча смотрели в глаза друг другу. Щеки Хохолка побледнели, в темном настороженном взгляде появилось предчувствие беды.

— Прости меня, — повторила Динка.

— Друг обманувший — хуже недруга. Это твои слова… Ты сказала мне их однажды, когда я хотел что-то скрыть от тебя, и с тех пор мы никогда не лгали друг другу, — сказал Хохолок.

— Да, мы не лгали. И я скажу правду. Но я только недавно поняла ее сама… — Динка закрыла глаза и крепко сжала руки. — Я не могу любить тебя, Хохолок, потому что я люблю… Леню… Это не сейчас, это уже давно, только тогда мы были детьми…

— Довольно, я по-нял… Я ни-когда не думал об этом раньше. Но я все понял… И я сей-час уй-ду. — быстро прервал ее Хохолок. Он старался говорить спокойно, но сильно заикался.

— Ты уйдешь насовсем? — испуганно спросила Динка.

— Не знаю. Я уйду. Но если тебе будет что-нибудь нужно, ты пришлешь мне «Емшан»… И где бы я ни был… — Он поднял свой велосипед и не оглядываясь пошел к дороге.

Динка закрыла лицо руками и, бросившись ничком в траву, громко и жалобно заплакала.

Хохолок положил на землю велосипед и вернулся.

— Не плачь, — сказал он, поднимая Динку, — Ты ни в чем не виновата… И он тоже не виноват… Мы не можем любить тебя вдвоем.

— Но ты уйдешь, и я никогда, никогда уже не увижу тебя, — рыдала Динка.

— Не плачь. Ты будешь знать, что я люблю тебя…

— Нет, нет… Ты разлюбишь меня, ты найдешь другую Динку…

— На свете нет второй Динки, и я никогда не полюблю другую… Не плачь, я не могу уйти, когда ты плачешь… — с болью сказал Хохолок. — Отпусти же меня. Я должен скорей уйти…

Динка бросилась к нему на шею.

— Прощай, прощай, Хохолок… — повторяла она, захлебываясь слезами. — Я знаю, ты уходишь надолго, надолго, насовсем…

Когда под колесами велосипеда заклубилась пыль, Динка уже не плакала. Она стояла у дороги и не отрывая глаз смотрела на черную точку, то исчезающую вдали, то снова возникающую на зеленых пригорках. Динка знала — это уходил из ее жизни еще один счастливый кусочек беззаботной ранней юности, это уходил ее друг, ее любимый товарищ, беззаветно преданный ей Хохолок.

* * *

Динка прошла по ореховой аллее, посидела на пруду и вернулась домой. В саду было тихо и пусто, двери на террасу открыты настежь. Ни Мышки, ни Лени не было, не было даже собак, они теперь часто убегали к Марьяне подъедать остатки от вкусного пойла, которым Марьяна откармливала своего кабанчика. Мышка еще утром уехала в госпиталь, предупредив, что будет ночевать в городе, а Леня ушел… Динка не знала, куда ушел Леня, но в эти короткие часы сердце ее повзрослело, она понимала, что у Лени тоже нехорошо на душе, потому что любовь — это не только чудо, которое приносит людям безграничное счастье, любовь бывает жестока. И если даже шалаш ее построен на необитаемом острове, то жизнь врывается и туда, диктуя свои законы, а жизнь — это суровый учитель, она не делает скидки на юность… Сегодня за ее первый урок Динка заплатила дорогой ценой, но как бы могла она поступить иначе? Не сказать правды Хохолку, по-прежнему радоваться его приездам, обманывать его любовь, его надежды и, как в игре «третий лишний», ставить ему в своей жизни эту унизительную роль?.. За что же? За преданность и верность, за бескорыстную дружбу и любовь… Нет, нет! Друг обманувший — хуже недруга… У любви есть свой неписаный закон, это закон чести и совести. Динка не пошла против него, но сердце ее было истерзано, радость померкла, и даже ее дом казался ей пустым и разоренным. Она стояла на дорожке опустив руки, строгая и печальная. Ждала Леню…