Динозавры России. Прошлое, настоящее, будущее

«Родился я в громадной яме, в Железногорске недалеко от Курска. Там карьерами добывают железную руду. Нас, школьников, сгоняли собирать картошку недалеко от карьера», – рассказывает он. По картофельным полям шла транспортная лента для вывоза пустой породы. С ленты нередко падали вниз куски юрских глин.

Вместо сбора картошки мальчишки часами носились по полю, дрались на мечах из конопляных стеблей. «Помню: лежит на поле метр на метр глыба глины, вся в трещинах. Выветрелая, расслоенная, прямо как книга. Я конопляную палку засунул в щель, перевернул, а там огромный перламутровый аммонит, мокрый и блестит всеми цветами радуги. Раковина была раздавленная, никак не взять. Тогда-то искра в голову и залетела, захотел стать палеонтологом», – вспоминает Болотский.

Он раздобыл фотографию американского палеонтолога Марша, смотрел на бородатого, с ружьем, ученого и мечтал: «Вот так надо провести жизнь».

В пятом классе он написал сочинение «Люди моей будущей профессии» – про палеонтолога Юрия Орлова. Ничего, кроме имени Орлова, он не знал, всю биографию ему сочинил, приписал открытие мамонтов и динозавров. «Но свои пять очков получил», – улыбается Болотский.

Где учат на палеонтологов, он так и не узнал, и решил поступить на биофак МГУ, учиться на ихтиолога. Рыбами он увлекался не меньше, чем динозаврами, весь дом заставил аквариумами. Но экзамен в МГУ завалил. Ему посоветовали отучиться в каком-нибудь провинциальном вузе, а затем идти в аспирантуру МГУ. Болотский выбрал институт в Калининграде с факультетом «Ихтиология и рыбоводство».

До экзаменов в Калининграде оставался еще месяц, и Болотский отправился из Москвы к тетке в Ярославль. Она оказалась в отъезде, племянника встретил ее муж.

«Дядя был любителем выпить. А тут повод: приехал любимый племянник, как удержаться? Начали отмечать встречу. Хорошо отмечали, даже антенну с дома пропили. По русскому обычаю, двое – не компания, и к нам через забор перелез сосед, студент местного пединститута, он птицами занимался. Как услышал, что я увлекаюсь палеонтологией, стал убеждать поступать к ним, потому что на кафедре физической географии в Ярославле было целых три палеонтолога».

Болотский подал документы в Ярославский пединститут и стал учиться на преподавателя биологии и географии. «Учился хорошо, но был морально неустойчив», – вспоминает он. В институте его прозвали «царем». Его не раз пытались отчислить то за драку, то за хулиганство, но вступались педагоги и бабушки-вахтеры, которые души в нем не чаяли. После одного скандала вахтерши пришли в деканат и пообещали разом уволиться, если их любимца отчислят.

По совету преподавателя Болотский каждую весну отправлялся в село Тихвинское, где Волга размывает берег с конкрециями триасового возраста, собирал кости древних амфибий.

За четыре года Болотский добыл в Тихвинском две сотни образцов, в том числе двадцать целых черепов, написал по ним дипломную работу, а коллекцию передал в Палеонтологический институт. Во время визитов в Москву он встречался с Рождественским, который между делом рассказал, что в Благовещенске на Дальнем Востоке есть местонахождение динозавров.

В 1980 году учеба подошла к концу, наступило время распределения. В тот год институту предложили на выбор десять школ в Амурской области. Для Болотского это выглядело как знак судьбы.

Он отправился в глухое село Угловое, вел уроки биологии, географии, сельхозтруда и, к ужасу школьного директора, выкорчевал клумбы с цветами и засадил их картошкой. Дети его обожали, с коллегами-учителями отношения не задались.

В школе он продержался полтора года, затем уволился, перебрался в Благовещенск и поступил в аспирантуру Дальневосточного научного центра РАН.

«Замдиректора у нас был большой каламбурщик. Говорит: ну ты Юра, вот и занимайся юрой». Болотскому дали для изучения аммонитов, но он хотел заниматься динозаврами и быстро выяснил, где находили их кости. Оказалось, недалеко: в пяти автобусных остановках от центра города, чуть вверх по сопке от центральной улицы – Ленина.

Остатки приамурских динозавров еще в конце XIX века нашли казаки. Окаменелые кости валялись на китайском берегу Амура верстах в шестидесяти ниже Благовещенска. Казаки делали из них якоря для лодок, а в 1893–1895 годах множество костей продали мещанину Сафонову «неизвестно для какой цели».

В 1902 году по Амуру проезжал полковник Генштаба М. М. Манакин. Он заехал на место находки и увидел на берегу целый «скелет допотопного животного». По его словам, вокруг костей угадывались желтоватые «как бы очертания» давно истлевшего мяса[85].

Посмотреть на скелет отправился краевед и археолог Г. Ф. Белоусов. Скелета он не нашел, а кости залегали в конгломерате на берегу на протяжении двухсот метров. Все они были разрозненными, преимущественно черного цвета и очень хрупкими. Белоусов посчитал, что они принадлежат животному более древнему, чем мамонт[86].

Полноценных раскопок никто не ставил, хотя заметку дальневосточной газеты о «скелете ископаемого животного» перепечатали в солидном геологическом альманахе[87].