Динуар

– Что? – Лори сидела на коленках, уставившись в молочный тюль. Ее взгляд оставался далеко отсюда.

– Девочка. Где девочка?

Последнее, чего он хотел, это объяснять малявке, почему ее маму колотит, будто к ней подключили провода. Или пристрелить, если та внезапно выпрыгнет из-под кровати.

– Холли? У матери.

О да, мамаша Риз – отличный пример для девочки. Любой Дракс должен забиться в угол при звуке ее шагов. Говорят, бешеная стерва начинала с боев без правил, и даже оттуда ее выперли за жестокость. В его мире она коротает дни охотой на саблезубых кошек где-то в Антарктике.

– Я не хотела, – тихо сказала Лори. – Это было необходимо, но я не хотела, – женщина смотрела на руку, как если бы обвиняла ее в убийстве. – Я пришла, чтобы сделать это… Так было нужно… Но она не…

Ленни закончил обход. Полки с одеждой, кухня с грязной посудой, выстроенной горным рельефом, ванная с витком волос в сливе и куча таблеток, разбросанных по тумбочке, как леденцы. Под кроватью тоже никого. В одном из шкафов он обнаружил шеренгу костюмов, стройно висевших на плечиках. Сдается, именно Элмор отвечал за порядок в этом браке.

Лори продолжала лопотать себе под нос. Иногда она путалась и называла Хопса «ей». Все повторяла, что Тони «не заслуживала этого», или обвиняла во всем какую-то Пэт.

Ленни налил «Теда Купера», себе и ей. Женщины. Хлебом не корми, дай закатить истерику. Будто был повод.

Он пришел в себя от удара, мгновенно перекатился через голову и оказался на ногах. Тони Хопс неподвижно лежал в своем конце тупика. Широко открытые глаза смотрели в ясное небо. Дальше Кадиса пути нет. Позади него по выжженной зноем стене медленно сползала Лорелея Кравитц. Белая блузка, узкая юбка, все как он любил. И тяжелый магнум, дымящийся у ее туфель.

Ленни рванулся через проулок. Непонятная женщина, так похожая и так не похожая на его Лори, сидела на корточках. Ее трясло, голова поникла, волосы закрыли лицо.

– Прости, милый, – тихо сказала она. – Я не должна была приходить.

Она извинялась за то, что спасла ему жизнь. Это называется шоком. Кравитц подобрал револьвер, подхватил женщину и быстрым шагом направился домой. Всё другое было неважно.

***

Ленни расстегнул трексу и вынул чехол: бог знает, сколько он там бултыхался. Еще в башне сыщик перестал обращать внимания. «Тяжелый том. Впору колоть орехи», – сказал мистер Черноватый или мистер Толстопуз. В бычьей коже осталась дырочка, почти не заметная на темном фоне. Пуля прошила твердую обложку, полтора десятка листов и остановилась. Бедняга Тони так хотел устроить ему мучительную смерть, а в результате застрелил мультяшного Финна. Меткий выстрел: точно в голову.

Ленни прошелся по страницам. Смятый кругляш из меди и свинца покатился по паркету прямо к Лори. Та уже прикончила снифтер и теперь завладела бутылкой. Капли стекали на блузку, делая прозрачной тонкую ткань. Бледная кожа, кружевной лиф стягивает грудь. Металлический шнурок уходит за линию обзора. Ей нравились блузки, ему нравились блузки на ней. И все, что под ними.

Лори небрежно сидела на полу. Женственная, растрепанная, уязвимая. В ее позе было больше секса, чем могло бы, сделай она это специально. Он наклонился, чтобы подобрать пулю, совсем рядом. Она перехватила его взгляд. Распахнутая трекса открывала торс, иссеченный рельефом шрамов. Твердый, как если бы его отлили из стали. Недостаточно твердый для Динаполиса.

Их лица оказались непозволительно близко.

– Закурить есть? – хрипло спросил сыщик.

– Потом, Ленни, – мягко улыбнулась Лори и закинула руки ему на шею. Мир закружился в ее духах, холодных и колких, как льдинка в стакане виски.

Она прильнула всем телом, обвила собой, как омела обвивает дуб. Страстные, требовательные объятия. Измученный последними днями Кравитц не смог бы вырваться, даже если б захотел.

– Я не твой Ленни, – сбивчиво пробормотал он.

– Заткнись… Плевать…

Ее глаза полыхнули. Тонкие губы пахли янтарным виски.

– Теперь ты мой, – сказала Лори, прогнувшись под ним. Ее ладонь легко скользнула ему за ремень. – Мой, мой, мой, – повторяла она, как шепот волн, ласкающих далекий берег. Он сгреб ее и потащил в спальню. Дощатый домик покачивался на морской глади, и ветер замер в зеленых кронах.

***

– Неаполь, у моря, – задумчиво прочла Лорелея и затянулась сладким дымом.

Изломанная картинка с буклета, он часто изображал ее в разных вариантах. Иногда домик становился бревенчатым, иногда вода окрашивалась еловой тиной. Береговая линия то приближалась, то отступала далеко назад, порой чайки мелькали по верхнему краю страницы. Постоянным оставалось одно: на рисунке никого не было.