Наглядное подтверждение тому — величайший из дошедших до нас памятник эпохи Аврелиана, 19-километровая стена, которой он окружил Рим после избавления города от алеманнского вторжения.[55]
Аврелиан был убит собственным телохранителем в результате заговора, предположительно составленного одним из его секретарей. Как бы там ни было, источники свидетельствуют о растущем напряжении среди военных верхов, смущенных легкостью, с которой происходили убийства императоров. Заговорщиков казнили напоказ, и после небольшой заминки трон перешел к помощнику Аврелиана Пробу, который превозносил память своего предшественника и продолжил его политическую линию.[56]Галлию, недавно замиренную, но лишенную прочной обороны, захлестнула волна новых, еще более масштабных нашествий, чем те, которые ей уже пришлось вынести. Франки, алеманны, вандалы и бургунды перешли Рейн широким фронтом: в тот период было разграблено свыше 60 городов, включая Лютецию (Париж).[57] Проб обрушил свое мобильное войско на Галлию и, в отличие от предыдущих затянувшихся кампаний, сумел быстро остановить поток варваров. Начав двойное наступление, он разбил и прогнал захватчиков, а затем перешел на другой берег Рейна и устроил карательную экспедицию вглубь германской территории. Подписанный вслед за этим мирный договор оговаривал строительство фортов на дальнем берегу Рейна и делал попытку разоружить племена, проживавшие в непосредственной близости от границы; в нем также оговаривалось значительное число заложников и наемников из числа германцев.[58]
Эти крупные победы, в которых участвовал и Диокл, дались ценой огромных затрат для экономики и гражданского общества. Офицер высшего ранга, каким был Диокл, имел возможность увидеть последствия этой войны для империи, путешествуя по делам службы. Особенно это касалось знакомых ему приграничных районов, где постепенно превращались в лес, пустошь или болото многие мили заброшенной пахотной земли, с разрушенными и обнищавшими городами. Лишь в более крупных военных городах, расположенных возле основных дорог, были заметны рост и оживление, причем во всех случаях они касались армии. Требовалось построить амбары, склады, конюшни и жилье для солдат, возвести укрепления, поддерживать в порядке дороги, обеспечить транспорт, вооружить, одеть и накормить войска, создать монетные дворы, чтобы заплатить им за службу. Все это создавало постоянную потребность в труде и услугах мирного населения и одновременно обеспечивало защиту, и потому окраины таких городов стремительно росли.
Но это был армейский, а не гражданский порядок. Местные имущие слои, куриалы, которые должны были выполнять функции муниципальной администрации, были малочисленны и находились на значительном расстоянии друг от друга, и во многих небольших городах военным приходилось самим брать на себя эти функции вдобавок к своим непосредственным задачам. Волей-неволей они несли охрану на дорогах и рынках, мобилизовывали плебеев для строительства и прочего тяжелого труда, а офицеры высших рангов иногда даже играли роль судей. Кроме прочего, армия занималась установлением и взиманием налогов — причем эти два действия иногда сливались в одно во введенном повсеместно новом налоге, анноне. И города, и армия всецело зависели от сельской местности, и именно там последствия кризиса ощущались с особенной силой. На всем протяжении маршрута армии ей требовалось гигантское количество припасов, причем в весьма конкретной форме: пища, одежда, фураж, лошади, подводы и вьючные животные, квартиры, горючее, новобранцы, рабочие и рабы. И всю тяжесть этой повинности невольно принимали на себя виллы и фермы, располагавшиеся вдоль маршрута следования войск. Центурионы должны были где-то раздобыть необходимые припасы по установленной квоте, и если налогоплательщик не мог предоставить требуемого в нужном количестве, сборщики забирали приблизительный эквивалент, рассчитывая подвести баланс позднее. Почти обесценившиеся «серебряные» деньги в уплату не принимались, разве что в количествах, во много раз превышающих их номинальную стоимость; зато вполне годилось для оплаты серебро лучшего качества — старые денарии, посуда и украшения. Реквизиции очень напоминали опустошительные набеги саранчи, и хозяева ферм не видели другого выхода, кроме как откупиться от вооруженных сборщиков налогов всем, что только попадалось им на глаза.[59]