Диоклетиан. Реставратор Римской империи

Конечно же, гражданское население всегда сетовало на размер налогов, всегда лгало в налоговых декларациях и всегда норовило свалить вину за недостачу на погоду, арендаторов или третьих лиц. Но если даже отставить в сторону все эти жалобы, вдумчивый офицер должен был понять по прочим признакам, как зыбка и неудовлетворительна была подобная схема. Даже если он слабо разбирался в экономике, невозможно было не ощутить всю нелогичность происходящего. Ему самому платили в основном пайками и прочими товарами, которые ему приходилось обменивать на нужное — но даже в этом случае эта плата была неизмеримо меньше, чем должна была быть по отношению к заработку рядового солдата.[60] Даже после победоносных войн, даже в провинциях, удаленных от опасностей вторжения, повсюду виднелись следы запустения и безлюдья. Разумеется, армию нужно кормить и выплачивать ей жалованье, и граждане империи должны были приготовиться к жертвам, на которые им придется пойти ради защищающих их благородных воинов. Однако те, чья собственность оказывалась ближе к маршрутам войск, неизбежно платили куда больше, чем те, до чьих ферм добраться было сложнее. Стоило ли удивляться, что эти люди срывались с места и бежали прочь? Вдобавок к своим возросшим обязанностям солдатам приходилось справляться с растущей угрозой со стороны разбойников, терроризировавших сельскую местность. Эти люди оставили плуг и соху ради грабежей и разбоя, и ослабленные гражданские власти были не в состоянии с ними справиться.

Многие местные чиновники ясно видели неуклонное падение экономики. Тяжкий, но неизбежный груз налогов военного времени лег на сельских жителей как раз тогда, когда набеги существенно уменьшили территорию обрабатываемых земель. Из-за срочных поборов еще большее число людей было вынуждено оставить свою землю. Поэтому их долю в общей сумме налога пришлось восполнять за счет оставшихся, что лишь увеличило число беглецов и уменьшило площадь сельскохозяйственных угодий. Люди чувствовали, что такое положение дел долго продолжаться не может, но их усилия остановить процесс были разрозненны и лишь отчасти увенчались успехом. Аврелиан, сторонник жесткой дисциплины, сумел ограничить наиболее тяжкие поборы военных, но и узаконенный налог оставался таким же тяжелым и несправедливым. Обязанность выплачивать полную сумму налога за пустующие земли легла на муниципальные советы, но всем, кто соглашался взять на себя труд по восстановлению угодий, предлагалась льгота в виде трехлетнего освобождения от налогов.[61] Проб приступил к реализации развернутого плана по осушению и рекультивации земель силами армии.[62] Еще более простым способом восстановить объем угодий было поселить жаждущих земли варваров на выделенных территориях, что одновременно обеспечило бы и налоговые выплаты, и военную силу.

Необходимо было добиться, чтобы земля снова начала давать урожай, чьи бы руки ни держали плуг: те, кто покинул землю, лишались прав на нее. Но передача ничейной земли новопоселенцам имела смысл только в том случае, если это облегчало их налоговое бремя. Нужно было создать условия, в которых земледельцу было выгодно обрабатывать землю и платить с нее налоги — или хотя бы чтобы хозяину земли или общине было выгодно держать арендатора на этой земле.

В 282 году легионы верхнедунайских провинций — Реции и Норика — объявили императором префекта претория Кара. Прежде чем дело дошло до сражения, сторонники Проба отступились от него, и император был убит собственными солдатами. (Возможно, одной из причин недовольства стало использование солдат в качестве рабочей силы для обработки земель.)[63] Диокл, может статься, имел некоторое отношение к этому перевороту, поскольку при Каре он вошел в узкий круг высших военных чинов, окружавших императора.

Кар, которому на тот момент было около 60 лет, имел двух взрослых сыновей и был твердо намерен основать новую династию. Обоим немедленно присвоили титул цезарей, и старший, Карин, стал руководить обороной Италии и северных провинций, в то время как сам Кар командовал военными действиями против дунайского нашествия сарматов. Карина изображают типичным распутным тираном, казнившим людей по мимолетному капризу и проводившим куда больше времени в цирковых развлечениях, чревоугодии и блуде, нежели в серьезных государственных делах. Считается, что он наводнил дворец актерами и шлюхами и развращал добродетельных римлянок и юных отроков в одинаковой степени. Возможно, в этом описании и есть доля правды — к примеру, та часть, где говорится о его жестокости, но значительная ее часть является откровенной клеветой. Когда пришла нужда, Карин, не бывший ни Калигулой, ни Нероном, показал себя умным и решительным полководцем.[64]